Анастасия Вячеславовна Дробина - Дворец из песка

она вернулась в Москву? Неужели плохо быть миллионершей в Италии или Рио-де-Жанейро? Потом мадам Соколова сразу пропала куда-то, исчезли публикации, смуглое глазастое лицо перестало мелькать в выпусках новостей. Буров знал почему. Ему самому тогда позвонили из известного ведомства и предупредили, что тему Шкипера и его вдовы пора сворачивать. Буров понял. Слава богу, спохватились. Шкипер был связан со многими политическими деятелями России, бывал в их домах, вел с ними дела. Этим людям не нужна была огласка их отношений со знаменитым бандитом.

— Ирочка, кофе нам, — подумав, сказал Буров. — А совещание перенеси на четыре. Итак, чем могу быть полезен, Александра?..

— Николаевна.

Мельком Буров отметил, как просто одета вдова Шкипера: длинная черная юбка, глухая черная же блузка, никаких украшений, никакой косметики. Только запах странных травянистых духов — словно находишься в лесу, в зарослях папоротников после дождя.

— У меня к вам предложение, Владимир Алексеевич.

— От которого я не смогу отказаться? — улыбнулся он.

— Надеюсь, — без ответной улыбки сказала Погрязова.

— Я вас слушаю, Александра Николаевна.

Погрязова побарабанила пальцами по столу. Глядя в окно через плечо Бурова, спросила:

— Вас интересует интервью со мной?

Буров молча, в упор смотрел на нее. Через минуту Погрязова напомнила:

— Владимир Алексеевич, время — деньги. Да или нет?

Буров, не сводя с нее глаз, гаркнул в сторону приемной:

— Ира, меня нет ни для кого! По телефону не соединять! Где кофе?! Александра Николаевна, я все правильно понял? Вы готовы дать нам интервью? Предупреждаю, меня интересует только правда. И вы должны будете ответить на все — все предложенные вопросы! Иначе ваше предложение не имеет смысла.

— Разумеется.

Буров снова замолчал. Все это было слишком неожиданно. Да, к нему в руки плыла сенсация. Интервью с вдовой Шкипера, а лучше — большая статья… Это… это, господа, серьезно. За минувший год интерес к персоне Павла Соколова у населения ничуть не утих, такой бешеной популярности не мог добиться даже Отари Квантришвили, а ведь тоже был тот еще дон Корлеоне и, в отличие от Шкипера, обожал привлекать к себе внимание. Русский народ любит своих бандитов, и ничего с этим не поделаешь. За полгода о Шкипере были написаны две книги, в равной степени бездарные, на взгляд Бурова, который прочел обе. Получился своего рода «Крестный отец» в переложении для олигофренов. Факты в книгах никто не проверял, но и опровергать их тоже не представлялось возможным: семьи у Шкипера не было.

— Разумеется, — повторила Погрязова, снова глядя в глаза Бурова. — Любые вопросы, я расскажу все, что мне известно.

— А вам много известно?

— Достаточно. Он, конечно, меня на версту не подпускал к своим делам… но вы ведь не уголовное дело будете писать, а статью. А если я перечислю людей, которые бывали в его домах в Нью-Йорке, в Лондоне… У меня есть фотографии, они подлинные.

— Вас могут обвинить в клевете, — осторожно сказал Буров.

Погрязова безразлично пожала плечами.

Буров вертел в пальцах трубку и усиленно соображал. Было очевидно, что никаких выгод самой Погрязовой это интервью не сулит. Если бы она мечтала об известности — год назад у нее было куда больше шансов. Гонорар ее тоже вряд ли интересует: при шкиперовском-то наследстве. Хочет утопить кого-то своими откровениями? Но легче всего было бы пойти с этим на Петровку или в ФСБ…

— Я назову все имена и передам вам фотографии с негативами. Уверяю вас, это не фотомонтаж. Может, до государственного переворота и не дойдет, но Думу будет трясти долго. Вы согласны?

— Не согласен, — мрачно заявил Буров.

— Вам страшно? — без насмешки спросила Погрязова.

— Мне всегда страшно, когда я не понимаю, в чем дело, — раздраженно сказал он. — Ваше предложение чрезвычайно заманчиво, но… Вы ведь знаете, что Шкипер… что ваш покойный супруг — тема в какой-то степени запрещенная? Мне лично рекомендовали не стараться ее освещать. После того как, по вашему выражению, начнет трясти Думу, меня могут элементарно вытрясти с работы.

— Вы же — независимая пресса! — невинно заметила Погрязова.

— Бросьте. Цена российской независимости всем известна. В конце концов, меня могут просто застрелить. А у меня, знаете ли, дочь…

— По поводу вашей девочки… — вдруг перебила его Погрязова, и Буров поразился внезапной перемене в ней.

--">