Лидия Анатольевна Сивкевич - Продавец пороха

— Ну-ну. А Паша с Костиком за сигаретами телепортируются.

Парень понял, что ему предстоит разговор. Подвинулся дальше на лавке и оперся спиной на бортик беседки. Закинул ногу на ногу и недовольно скрестил на груди руки. В общем, выстроил себе защиту, какую только мог.

— Я понимаю, почему ты это делаешь. — Сказала Арина и облокотилась на колени.

— Это почему же? — у парня не возникло сомнений, о чём идёт речь.

— Потому что для тебя все враги. — Арина рассмотрела тонкий, едва заметный шрам, пересекающий левую бровь, а потом перевела взгляд на отметину пострашнее — полумесяц на правом виске. — Для меня тоже весь мир враги. Между нами с тобой только одна разница. Я понимаю, что они не виноваты, а ты не понимаешь.

— Тогда это я, получается, виноват? И ты виновата?

— Ты себя виноватым чувствуешь?

— Нет. — Помедлил он с ответом.

— Вот и я — нет. Виноватые, конечно, есть, но это не значит, что нужно кидаться на всех.

— Почему ты вообще со мной говоришь? — нахмурился парень.

— Нравишься ты мне, — искренне улыбнулась Арина.

— То есть как?

— Как человек.

— Этого не может быть. — Он снова показал ямочки на щеках, и его лицо сделалось очень даже обаятельным.

— Почему?

— Ты вообще, чё обо мне знаешь? Меня за этот месяц трижды под арест сажали и денег не дают на расходы.

— За что?

— За плохое поведение.

Девушка нахмурилась, пока думала над правильными словами. Она боялась выглядеть строго и в то же время хотела говорить серьёзно.

— Если у человека поведение плохое, это ещё не значит, что человек он тоже плохой. — Наконец поделилась своими мыслями Арина.

— Так только одна ты здесь думаешь. — Ответил Никита на первый взгляд безразлично, но его губы напряглись и посветлели.

— А ты? Ты сам себя считаешь плохим человеком?

— Разве это важно? Если остальные считают. Николаевна каждый день напоминает, что из меня ничего не получится.

Девушка недовольно повела угловатой бровью и подумала, что как нельзя кстати именно сегодня накрасила её именно так. Обычно она подводила брови тёмно-коричневым карандашом чуть темнее оттенка шоколадных волос, оставляя их изгиб плавным, но сегодня заострила. Будто знала, что разговоры предстоят серьёзные.

— Никит, представь, что я дальтоник и твою зелёную футболку вижу коричневой. Бегаю и дразнюсь, что у тебя футболка цвета говна. Ты же меня будешь дурой считать, а не себя, ведь знаешь, что футболка у тебя зеленая. Так?

— Ну, так, наверное. — Парень ошарашено округлил карие глаза, словно слушал что-то весьма странное.

— Вот и не надо себя считать плохим, даже если все остальные так сказали.

— Ты это чё думаешь, что поговорила со мной и я стану весь такой хороший спокойный мальчик? — его голос давно сломался, но всё ещё принадлежал ребёнку. Речь была чистой и внятной, не считая режущих слух «чёканий».

— А что мне с того?

— Ну, как… Победа! Самоуверенности поприбавишь.

— Нет, товарищ, извини, никакого проку мне, хоть как ты себя веди.

— А чё тогда?

— Несправедливо это, что ты не нужен никому. — Проговорила она самодовольно и внимательно следила за реакцией парня.

— Эй! Не правда! Николаевна говорит, что если нас родители бросили, то это не значит, что мы никому не нужны.

— Никитос, ты ведь не ребёнок уже. Не должна тебя задевать такая правда. Тебе через четыре года исполнится восемнадцать. Ты через четыре года по закону можешь быть отцом и мужем. Курить и пить алкоголь официально, а не как сейчас по ночам под окнами у красной калитки.

— Не было такого! — запротестовал парень.

— Ну-ну, — она закатила глаза и продолжила. — Короче, четыре года у тебя Никитос, чтобы изменить ситуацию. Думаешь, сейчас жизнь не сахар, так вот за этим забором будет ещё неслаще. Там не свобода, там как раз клетка и каждый шаг — ответственность.

— Думаешь, нас этим каждый день не припугивают?

— А толку-то?

— Да никакого. Разве я могу что-то исправить? У меня же ничего нет. Столько людей, они все что-то значат, а я пустое место. Мусор.

После этих его откровенных слов девушка глубоко внутри облегчённо вздохнула и радостно захлопала в ладоши. На деле — села рядом с ним, закинула руку на плечи оболтусу и притянула к себе. Парень стал сопротивляться. Он вырывался, скидывал руку, но Арина была настойчива в своих чувствах: