Мария Анатольевна Акулова - Моя в наказание (СИ)

— Потерялась, что ли? — Слава прослеживает за моим взглядом и спрашивает. Я пожимаю плечами.

— Походу.

Щурюсь, смотрю на нее.

Девочка трет глаза, крутится, поднимает лицо в небо, сжимает кулаки и кричит:

— Аллах, верни мне маму-у-у-у!!!

Не на итальянском и не на анлийском.

Внутри что-то щелкает.

— Я подойду.

Кивка от Славы не жду. Встаю и спускаюсь с террасы. Я в жизни такого не делал. Точнее нет. Однажды делал. Тоже сердце дрогнуло. Тоже из-за девочки. Но той было двадцать и так, как она меня об землю ебнула за помощь, ни один мужик не смог бы.

Но тут другое. Тут — ребенок.

Она успевает обернуться. Я — немного рассмотреть лицо. Заплаканное. Мокрое. Нос курносый. Ресницы слиплись. Платье красивое. Волосы блестят. На голове — бант.

Не похожа на бродяжку или неблагополучную. Да и судя по речи — ребенок туристов.

Она снова запрокидывает голову и отчаянно плачет в небо.

Я опускаюсь перед ней на корточки.

— Эй, привет… — Надо улыбнуться и сыграть доброго дядьку. Потому что хмурых дети боятся. Правда они вообще дядек должны бояться, если у мамом ум есть. Но насчет этой у меня сомнения. Как такую кнопку можно было потерять?

Кнопка опускает взгляд. Смотрит на меня. Икает.

Качает мне кровь вместо сердца. Чего вдруг качает?

На меня смотрят зеленые-зеленые глаза. Красивые. Как и волосы.

— Салам, — малышня здоровается, я улыбаюсь.

— Салам. Ты откуда такая?

— Из Пантенола, — ребенок отвечает уверено. Успокаивается быстро. Вот и умница. Видно, что боец.

— Из Пантеона?

— Да, Пентагона.

Опять улыбаюсь.

— А мама где? В Пентагоне или Пантеноле?

Своим вопросом ставлю малышню в затруднительное положение. Она зависает. Думает.

А я злюсь и глаз оторвать не могу. С чего вдруг, блять? С чего вдруг?

— Там, — малышка выкручивается, указывая пальцем на Пантеон. Он огромный, внутри толпы и толпы. Не удивительно, что потерялась. Странно, что вот так стояла, и никто не подошел. — Мы пошли в гости в дом ко всем богам. Мама сказала, это не тот, где наш Аллах живет, но мы можем и других посмотреть, — губы снова дрожат. — Я за котом побежала. А теперь…

Возвращается взглядом ко мне, снова чуть не плачет.

Чужих детей трогать нельзя, я знаю. Я ж как-никак юрист, но с этой действую интуитивно.

Тянусь к носу и щелкаю. Она отвечает растерянным: «ой», я улыбаюсь — она улыбается.

Мне кажется, делает это как-то знакомо.

— Мобильного нет?

Мотает головой. Тупо, но это претензия не к ней.

— А мамин номер может?

Активно кивает.

— На кофточке.

Тычет куда-то за спину, я плюс-минус понимаю. Разворачиваю ее аккуратно и достаю бирку. Там правда есть данные на английском. Ну хоть тут слава яйцам. Додумались.

Читаю: Сафие.

Красивое имя. У меня мать так звали. Она умерла в прошлом году. Мы успели увидеться. Может поэтому девочка трогает?

— Чья ты такая, Сафие? — спрашиваю, перепечатав номер на мобильный и вернув ребенка к себе.

Смотрю в лицо и продолжаю видеть сходство. Даже тревожно. Может это просто национальное?

— Мамина.

Улыбаюсь.

Держу палец над кнопкой вызова, но медлю, не жму.

— А папа где? — Не мое дело вообще. Сам не знаю, зачем спрашиваю.

Девочка тяжело вздыхает и устало объясняет тупенькому мне:

— Нет у меня папы. Только мама и Аллах. Он нас от всего бережет.

Звучит как-то обреченно и по взрослому. На сей раз улыбку из себя я уже выдавливаю. Потому что это грустно.

— Маме тогда твоей позвоним сейчас, хорошо?

— Звоните, — Сафие мне разрешает. Приятно. — А вас как зовут? И вы чей?

— Айдар. Ничей. Ни мамы уже нет, ни папы.

На мое имя она реагирует тешущим самолюбие: «о-о-о», на сиротство — грустных вздохом.

— Без папы сложно… — Со знанием дела. Больно аж. — Без мамы я бы не смогла.

— Правду говоришь…

— Но вы вроде бы хороший, Айдар…

— Это вряд ли, Сафие, но тебе хочу помочь.

Если честно, потерявшую ребенка мать мне не очень жалко, но и тянуть не вижу смысла.

Нажимаю вызов и прикладываю мобильный к уху. Слушаю гудки.

Тем временем Сафие мне что-то рассказывает. Про маму, Пентагон, вкусное мороженое и кота.

А у меня в груди по-прежнему ворочается.

Мамашка не торопится брать трубку. Меня это неожиданно сильно бесит. Не дозвонюсь — буду дальше разбираться. Но нет.

--">