Кристина Арноти - У каждого свой рай

по плечу: «Приятная встреча!» Мне было не до игры.

Она… она смеялась. Обессиленная от смеха, она повисла на Марке. Я и не знала, что мой муж может быть таким шутником.

Мы приближались к улице Руаяль. Они направлялись к площади Согласия. Почему еще одна блондинка? Я бы признала его право на южанку с черными бархатистыми глазами, но еще блондинка! Ведь мне только тридцать два года. Марку исполнилось тридцать шесть, и ему уже нужна молодая девица. Я отказалась от свободного образа жизни, чтобы прийти к такому результату. Прекрасный итог.

Практически мы никуда не ездили, каждый год нас поглощала ужасная усадьба, принадлежавшая семье Марка. Она заглатывала нас в июле, и мы покидали ее, пропущенные через курортную мясорубку, но загорелые в середине августа. Мы были французами-домоседами. Вернее, Марк. Я бы отправилась на штурм мира. Но я смирилась с этим, и мне казалось, что мы составляли счастливую пару.

Они не торопились, им не мешала жара. Девица была нежной, как музыка вальса. Как и я когда-то. Я изменилась. Обеспеченная супружеская жизнь отразилась на моей женственности. Иудейско-христианская мораль заставила благонамеренных супругов экономить гораздо больше, чем любой международный кризис. Я не была ни иудейкой, ни христианкой, я была лишь верной женой по убеждению и решению. Из принципа.

Я искала такси. Мне необходимо было поговорить с мамой. Она пожалеет меня, эта свежая, еще хрустящая драма отвлечет ее. Ведь она знала только свои драмы, притупленные временем.

Я любила свою мать со смешанным чувством раздражения и нежности. Она была очень уязвимой, ее душа была обнажена. Она никогда не знала, то ли ей плакать, то ли смеяться. Робкая по натуре, она не знала, как быть, и тешила себя накопившимися в памяти, как в картотеке, невеселыми воспоминаниями. В сорок девять лет она замкнулась в ватной лени в ожидании старости. Мой отец мало тратил на ее содержание. Как все матери, она казалась бессмертной, постоянно жаловалась на одни и те же болячки. Я любила ее временами и в пору экзаменов старалась встречаться с нею. Она могла рассчитывать на меня. Я заботилась о ней весьма эгоистично. Если бы я относилась к ней плохо, то со временем я бы испытывала чувство стыда и раскаяния. Я слишком дорожила своим моральным комфортом, чтобы позволить себе быть дрянью. Не веря ни на секунду, что это возможно, я мечтала о том, чтобы ее жизнь стала обеспеченной и счастливой. Если бы я не вторгалась бесцеремонно в ее жизнь, она бы никогда не напомнила о себе.

Мать Марка была способна постоять за себя. У нее были деньги, а следовательно, и друзья. В своем огромном доме в Ландах, облаченная в бикини, яркая расцветка которого воскрешала в памяти недавно обретенную независимость некоторых малых стран, она старательно перемешивала в мисках из оливкового дерева салаты с острыми приправами. Она меняла любовников в зависимости от сезона и городов, которые она посещала. Она отправлялась в Зальцбург послушать музыку Моцарта в сопровождении седеющего экс-пианиста, который незаметно отбивал такт. Для поездки в Нью-Йорк, куда она наведывалась иногда, кабину-люкс ей оплачивал молодой финансист, который был моложе ее на десять лет. Прошлым летом ее любовник, настоящий плейбой, теннисист, променявший спорт на мужской конфекцион, морочил нам голову светскими сплетнями. Высокомерная Элиан снисходила до этих разговоров, затем приглашала его разделить с ней сиесту.

Мне было необходимо как можно быстрее броситься в объятия мамы. Пусть она пожалеет меня и утрет мои слезы, снимая их двумя пальцами, как бы это меня ни раздражало. «Оставь меня в покое. Не прикасайся к моей щеке. Не надо. Не трогай мой лоб. Нет. У меня нет температуры». С момента моего рождения я наполнила ее жизнь тревогами. Мир для нее был полон опасностей. Огромный пирог, начиненный динамитом. Когда я была подростком, она изводила себя мыслями о том, что могло бы случиться со мной: любовные переживания, венерические болезни, слишком поздно обнаруженная беременность, простуды, употребление наркотиков.

Все ей внушало страх. Быть дочерью женщины, которая обрекла себя на ожидание блудного мужа, не лучший подарок, который может преподнести жизнь. Но бывает и похуже…

Я бежала к маме. Забралась на заднее сиденье такси, облепленного запретами. Назвала водителю адрес. Предупредила его об одностороннем движении. Приветливый пес, сидевший подле него, приподнялся и начал за мной --">