Кевин Сэмпсон - Курорт

Кевин Сэмпсон Курорт

Моей любимой мамочке – книга, которую ты можешь прочесть

НАКАНУНЕ

Пастернак пытался осилить здоровенную кружку пива. Отклонясь назад, чтобы добить последнюю четверть, толстяк оторвал свои пухлые губы от края кружки, и пиво хлынуло по его щекам на подбородок, потом на второй и третий и далее ручейками по груди, пропитывая насквозь футболку. Он испохабил памятную майку еще до того, как они добрались до места. Остальные застремались надевать свои в Уэйвертон сегодня вечером, за ночь до отъезда. Мэтт уперся с самого начала; уперся настолько, что вообще не стал себе заказывать такую футболку, но Майк и Том были пешками в руках Пасти. Он мог заставить их согласиться с чем угодно. Короче, сейчас они были одеты в футболки с надписью «Уэйвертонская команда алкашей. Испания-2000». У каждого на спине было отпечатано прозвище. Майки был Инквизитором («потому что мне нравится задавать вопросы!»), Том был Гудини («нет такой позиции, которую я не опробовал!»). А Пастернак? Пастернак, конечно же, был Доктором Приколистом, и он сильно рисковал уронить свою честь этим поединком с ведром пива.

Мэтт улыбнулся своему приятелю, который, выпучив глаза, боролся до потери пульса, чтобы все-таки запузырить пиво до конца. Пастернак был не просто его лучшим другом – он был его единственным другом. Они оба работали официантами у Флэнегана, когда им было по шестнадцать. Тогда Пастернак еще учился в школе, а Мэтт искал работу, только переехав в этот район. По идее, он собирался в Манчестер, чтобы быть поближе к матери, но застрял в Стокпорте за стойкой. Пастернак был первым человеком, которого Мэтт встретил в баре в свою первую смену. Он понравился ему сразу же, когда представился:

– Пастернак. Толстый чувак.

Они быстро подружились. Пастернак приглашал его на обеды к своей маме по воскресеньям, и он же привел его в Уэйвертон, где они отрывались по вечерам. Мэтт прекрасно поладил с Майки и Томом – школьными приятелями Пастернака, хотя и не чувствовал с ними особой близости. Том был кудрявым красавчиком, а Майки – резким и циничным пессимистом. С ними было весело. Они нравились девочкам. С ними хорошо было тусовать. Вот, в общем-то, и все. Завтра они все вместе собирались вылететь в Испанию. Это будет клево, как сказал бы Пастернак.

Тот грохнул кружкой о стойку, а потом триумфально воздел ее над головой.

– Одним глотком! – просиял он. – Держись, Эспанья! – Он повернулся к Тому и Майки. – Давайте, ребята, ваша очередь! Надо потренироваться! С завтрашнего дня все будет по-настоящему!

Том смиренно потрюхал к стойке навстречу своему позору. Когда он проходил мимо, Мэтт подмигнул ему, и Том шутливо закатил глаза. Мэтт наблюдал, как Пастернак передал Тому кружку, явно войдя во вкус в роли церемониймейстера. Ему нравился Пастернак, и он уважал его. По непонятным причинам Пастернак тоже зауважал его с самого начала, хотя он не сделал ничего особенного, чтобы заслужить это уважение. Насколько Мэтт понимал, сам он не являлся чем-то особенным. Он не рассказывал анекдотов, хотя с удовольствием их слушал и смеялся над самыми дурацкими приколами (например, когда Пастернак отсалютовал голой задницей управляющей Флэнегана, Мэтт несколько дней писал кипятком, вспоминая эту глупую выходку).

Приехав в Стокпорт, он также обнаружил, что нравится женщинам. Он был высоким, сильным и симпатичным парнем с коротко стриженными кудрявыми волосами и открытым лицом. Девчонкам нравились его улыбка, его волосы и его глаза. Кто-то из них сказал, что он похож на регбиста Джереми Гаскотта. Майки съязвил, что это практически оскорбление, но Мэтту было наплевать в любом случае. С некоторыми девицами он переспал, и им всегда хотелось встретиться с ним снова.

Он сидел в отдалении, развлекаясь, но не расслабляясь, потому что Пастернак уже заставил Тома и Майки выпить по большой кружке пива. Пастернак действительно вертел ими как хотел. Поначалу они не собирались ехать на этот курорт, намереваясь исследовать легенды Ибицы, но Пастернак сбил их с толку, приведя аргументы финансового, статистического и культурного толка в пользу поездки на Коста-дель-Соль. Решающим доводом стал его рефрен, что им гораздо чаще будут давать в месте, где нет такой конкуренции, как на Ибице.

Почему они так доверяли этому парню, особенно в вопросах секса? Пастернак был практичен во всем – он пренебрег возможностью дальнейшего --">