Алексей Николаевич Толстой - Возмездие

настолько, что я почти испугался, когда проникая к вновь покорному телу, почувствовал, что устранено последнее препятствие к обладанию им. Курчавые завитки необыкновенно приятных шелковистых волос были открыты, мои пальцы свободно касались таинственного возвышения, я легко скользнул в эту темную влажную глубину, но увы…

Это была лишь рука. Все остальное как будто потеряло всякую охоту последовать за ней. Соблазнительной прелести ножки были теперь раскрыты так широко, что падали на пол, не давая мне другого места, кроме уютного беспорядка. Женщина ждала… Я не мог обмануть ее ожидания, но в то же время не было никакой возможности дать ей быстрый утвердительный ответ.

Острый, унизительный стыд охватил меня. Стыд доводящий до желания сжаться в комок, стать меньше, невидимее, но с какой-то дьявольской силой, которая повергла меня в этот стыд. Больше я не мог сомневаться – это был крах, банкротство, повторный невиданный провал. Однако, не желая в этом сознаться, моя рука продолжала ласкать тело женщины.

Она с желанным жаром приникла к его поверхности, она дерзнула даже прикоснуться к его тайнику, жаждавшему, чтобы его закрыли. Я, имитируя внезапно вспыхнувшую страсть, отнял маленькие руки от лица, увидел крепко сжатые ресницы и рот, стиснутый упрямым нетерпением. Я впился в этот рот искусственным поцелуем и мягкая рука закинулась мне на шею, привлекая ее к себе. Эта пауза длилась долго. Другая, свободная ее рука упала вниз, летучим движением прошлась по моему беспорядочному костюму, коснулась… А впрочем нет, она ничего не коснулась. Весь ужас был в том, что уже не оставалось ничего, чего с удовольствием коснулась рука женщины. Да, я сжался в комок, я сгорал от стыда и желания, и женщина поняла это. Она сделала движение сесть, но я не хотел признаться в поражении. Я не мог поверить тому, что необычайная страсть могла покинуть меня бесповоротно. Я надеялся поцелуем вернуть ее прилив. Я не сильно разжимал упрямо сжатые губы, впивался в них языком. Очевидно, я был просто противен. Хотел было уже подняться, однако рука не отпускала меня. Она с силой нагнула мою голову и подбородок пришелся к овалу ее груди.

Твердый, как крохотный кусочек резины, сосок вырвался из распахнувшейся блузки и я вновь почувствовал прилив к застывшим членам. Я целовал, сосал сосок тонко, остро и исступленно, с жадностью втянув в рот упругую, похожую на большое яблоко грудь и почувствовал, как груди ее набухают, делаются полными от томящего ее желания. Руки женщины все более настойчиво притягивали мою голову. Я вдруг услышал приглушенный, с трудом произнесенный сквозь зубы голос: " Поцелуй хоть меня." То были первые слова, произнесенные женщиной за вечер. Мой рот потянулся к ее губам, яркая окраска которых алела при слабом свете ночника. Она с силой прижала мою голову к своей груди, а затем стала толкать ее дальше вниз. Сама же быстрыми движениями передвигала свое тело по скользкой подушке и я опять услышал измененный, прерывающийся от нетерпения голос: "Да не губы… Неужели вы не понимаете! Поцелуйте меня там, внизу…" Я, действительно, едва понял. Конечно, я слышал о таких вещах. Немало анекдотов на эту тему рассказывали мои товарищи. Я даже знал имя одной такой кокетки, но я никогда не представлял, что это может случиться в моей жизни.

Руки женщины не давали мне времени на изумление – они впивались коготками в концы моих волос, ее тело поднималось все выше и выше. Ноги расжались, приблизились к моему лицу и поглотили его в тесном объятии. Когда я сделал движение губами, чтобы захватить глоток воздуха, острый, нежный и обольстительный аромат опьянил меня. Мои руки в судорожном объятии обняли ее чудесные бедра, и я утонул в поцелуе бесконечном, сладостном, заставившем забыть меня все на свете. Стыда больше не было. Губы впивали в себя податливое тело и сами тонули в непрерывном лобзании, томительном и восхитительном. Тело женщины извивалось, как змея и влажный жаркий тайник приникал при бесчисленных поворотах к губам, как будто живое существо, редкий цветок, неведомый мне в мои 28 лет. Я плакал от радости, чувствуя, что женщина готова замереть в судорогах последней истомы. Легкая рука скользнула по моему телу, на секунду задержалась на тягостно поникшей его части, сочувственно и любовно пожала бесполезно вздувшийся кусок кожи и сосудов. Так, наверно, маленькая девочка огорченно прижимает к себе ослабевшую оболочку мячика, из которого вышел --">