Алексей Юрьевич Плуцер-Сарно - Русский мат. Поэмы XVIII–XXI вв

член твой радостно стремится

В раздвинутые ягодицы,

Вдруг неизвестный хуеплёт

Её бессовестно крадёт,

И ты среди пустой светлицы

Стоишь, как круглый идиот…

Тут впору насмерть удавиться!

Однако жив Руслан несчастный.

А что великий князь пиздел?!

Сражённый новостью ужасной,

Он моментально протрезвел;

И, не стесняясь слуг и граждан,

Он матом четырёхэтажным

Прошёл по зятю как хотел;

Чуть парню хуй не отхуярил,

Но подоспевшие бояре

Не допустили беспредел.

Потом старик воскликнул плача,

Упав на жёнино плечо:

"Кто за Людмилою поскачет

(Она же целочка ещё!),

Тому ебать её по-праву,

А царство делим на двоих.

Так кто рванёт спасать державу?.."

"Я!" — молвил горестный жених.

"Я! я! — вскричали, всех толкая,

Рогдай с Фарлафом и Ратмир, -

Обшарим тот и этот мир -

Не прошмыгнёт блядь никакая;

Ты кипятком не писай в чай

И, время попусту не тратя,

Готовь свои пол-царства, батя,

И вскоре нас с княжной встречай!"

Все четверо выходят вместе;

Руслан, как с виселицы снят,

В тоске зелёной о невесте

Весь чёрный с головы до пят.

Садятся на коней ретивых

И вдоль Днепра в плакучих ивах

Идут в стремительный галоп;

Минута — и при всём стараньи

Уже не видно колебаний

Мужских и лошадиных жоп.

Руслан ебал себя уныло,

Кляня в молчаньи свой удел.

За ним, спесиво корча рыло,

Фарлаф надувшийся пиздел,

Что впору только таракану

Страшиться выйти на врага!

А он натянет на рога

Гондон любому великану!

Хазарский хан в уме своём

Давно уж раком драл Людмилу,

Да лихо так, что под седлом,

Меж ханских ног, со страшной силой

Внезапно вспыхивал огонь;

Чудил тогда хазарский конь

И на дыбы вставал от страха,

Но хан, во власти чудных сил,

Княжну всё изощрённей "трахал".

Рогдай угрюм, как-будто на хуй

Ему кто густо насолил;

Растравливая в сердце рану -

Назойливейшую из ран, -

Он, мрачно глядя на Руслана,

Молчал как русский партизан.

Тянули витязи оглобли

Весь день дорогою одной,

И так друг другу остаёбли,

Что нету жизни никакой.

"Разъедемся. Нельзя пиздячить

До рая на чужом хую!" -

И каждый сторону свою

Избрал, вверяя ей удачу.

На брови шлем надвинув медный,

Руслан отчаявшийся, бледный

Плетётся шагом меж полей,

Весь мокрый от своих соплей -

Забила парня жизнь-холера…

Но вдруг пред витязем пещера;

В пешере свет. Он прямо к ней

Идёт, свой меч сжимая смело

И зрит, немного охуело:

Сидит в пещере старичок;

Сверкает на груди значок;

Седые волосы в пучок,

Мордаха круглая как мячик;

В зубах дымящийся "бычок";

А на столе пред ним лучок,

Икра, маслины, балычок

И полная бутылка чачи.

"Ну, что глядишь? Здесь не музей. -

Сказал с улыбкой он Руслану. -

Садись вот рядом и балдей,

А я пиздеть с тобою стану.

Уж двадцать лет прошло, как я

Прикинул этот день на гуще.

А против воли всемогущей

Не похуяришь нихуя!

Руслан, лишился ты Людмилы;

Но падлам всем не хватит силы

Тебя и меч твой побороть.

Уйми мандраж. А дух и плоть

Крепи вот этой доброй чачей

И бутербродом с балычком;

Уверен, что с твоей удачей

Всё зло ты выебешь рачком.

Узнай, Руслан, что тем ублюдком,

Кто на тебя навлёк позор,

Кто спиздил нагло твою Людку,

Был злой волшебник Черномор,

Любитель каждой женской юбки,

Красавиц давний ухажёр.

Хоть одолеть его не шутка, -

Пахан он Полуночных гор, -

Ты учинишь над ним расправу,

Развратник старый и злодей

Твоих получит пиздюлей.

Но цыц. Я не имею права

Поведать всё: в руке твоей

Твоя судьба и всей державы."

Со старичком на "брудершафт"

Наш витязь пьёт, его лобзает.

Светлеет мир, поёт душа,

Закуска вкус приобретает,

А чача крепость; вдруг опять

На вспыхнувшем лице кручина…

"Не ссы, тоски твоей причина -

Ну, как два пальца обоссать. -

Сказал старик. — Тебя тревожит,

Что старый хуй Людмилу может,

--">