Марина Анатольевна Кистяева - Сюрприз для Ловчего

Пролог

Было темно. И сыро. Пахло плесенью и… кровью.

Ванда сглотнула подступивший к горлу ком и прикрыла глаза.

Дернула руками. Нет. Веревки надежно зафиксированы на запястьях.

Всевидящий, помоги…

Всё будет хорошо. Непременно.

Ещё немного потерпеть… Вот совсем чуть-чуть… И тогда?

Что будет тогда – осталось неизвестно.

Потому что послышался скрежет открывающейся двери.

Потом шаги.

Тяжелые. С противным металлическим скрежетом. Словно шедший прихрамывал на одну ногу.

Ванда, зажмурившись, часто-часто задышала.

К ней явно пожаловали не для того, чтобы освободить. Не для того, чтобы разом прекратить затянувшийся кошмар.

Нет.

К ней пришли по иной причине.

В подвале, где её держали, было темно. Ванда приглушенно застонала, стараясь не поддаться панике.

Она сильная. И… Её же спасут? Непременно спасут. Потому что по-другому и быть не может.

Шаги приближались.

Замерли перед ней.

– Неожиданно.

Голос ломкий, противный.

Но…

Знакомый?

Нет, Ванда даже мотнула головой, прогоняя наваждение. У неё разыгралось воображение. Никак иначе. Её держали в подвале не меньше суток, она ослабла от голода и холода, вот нервы и сдали.

Или… всё же нет?

Ванда заставила себя открыть глаза.

Ничего не видно.

Ничего.

И тут, словно по взмаху волшебной палочки, вспыхнул свет. Яркий, ослепляющий. Идущий от прожекторов, установленных на потолках и стенах.

Ванда инстинктивно снова зажмурилась, свет больно резанул по глазам.

Но самое страшное её ожидало впереди.

– Жаль… Очень жаль, что мы снова встретились… Что ж, Ванда, придется с тобой поиграть…

Ей не надо было открывать глаза, дабы убедиться, что она оказалась права.

Она узнала голос.

И оттого стало ещё страшнее.

Она ошиблась.

Потому что настоящий первобытный, дикий, неконтролируемый страх она испытает чуть позже.

Когда холодная сталь коснется ложбинки между грудями и резко, одним движением рассечет платье.

Глава 1

В воздухе витало что-то скандальное.

Как только механический экипаж баронессы Шимански остановился около Великого театра, Ванда почувствовала легкое напряжение. Она с самого начала была против сегодняшнего визита в вардавскую оперу, но баронесса настояла на своём.

– Как можно, мой ангел! – с легким эпатажем, свойственным ей, воскликнула Каролина Шимански, поправляя кожаные гоглы, с которыми она, следуя последним веяниям моды, не пожелала расставаться даже дома. – Вы непременно должны быть сегодня в Великом! Непременно. Ты так молода, так хороша, себя нужно показывать!

Ванда ласково улыбнулась.

Она была недурна собой – факт. Нежная кожа, локоны оттенка медового каштана, точеные черты лица, очаровательная родинка на щеке. И глаза, огромные, карие, не дававшие покоя мужчинам, которые умели ценить настоящую красоту.

Ей не хотелось отказом обижать подругу и покровительницу, но за прошедший месяц пришлось посетить столько балов и приёмов, сколько не посещала за всю жизнь. Она подумывала немного отдохнуть от Бергаса, от великосветского бомонда, но разве это возможно, когда рядом находится неугомонная баронесса?

Ванда дивилась, откуда у той брались силы. Казалось, баронесса одновременно бывает везде и знает всё про всех. Ни один раут, ни одно событие не обходилось без Каролины. Она была настоящей великосветской госпожой. Овдовев три года назад и, как она шутила, вырвавшись из-под зоркого ока сурового мужа, Каролина с головой погрузилась в жизнь высшего общества. Она обожала суету, сплетни и разного рода тайны. Её интересовало абсолютно всё, начиная с того, у какой модистки заказала то ужасное платье княгиня Карич, чтобы, не приведи Всевидящий, и баронессе попасть в такой конфуз, и заканчивая молоденькими офицерами. А последние были так, как бы между делом…

У Каролины не было своих детей, и теперь она считала своим первейшим долгом познакомить Ванду с лучшими домами Северной столицы и поэтому всегда с завидной категоричностью отклоняла любые попытки девушки отказаться от очередного мероприятия.

– Ты должна блистать при дворе! И не думай о том, чтобы остаться дома.

А теперь баронесса вместе с Вандой входили в собственную ложу.

Великий театр был полон. Его бенуары и бельэтажи быстро заполнялись пестрой публикой. Замелькали знакомые лица, оголенные руки, плечи, смелые --">