(Игривая Косатка) - Единственная жизнь (СИ)

если хотите, могу в коридоре подождать, пока вы допьёте.

Киваю на его кружку с кофе.

— Нет, это будет уже странно.

Я что, слышу насмешливые нотки в голосе?

И мне, определённо, нравится, что он не выгоняет меня в коридор ждать.

— Нужно ноготь удалять, — задумчиво смотрит на снимок, абсолютно не обращая внимания на мое побелевшее в мгновение лицо.

— Нет, не нужно, — у меня от неожиданности и испуга за свой ноготь получается совсем безапелляционно.

— В смысле? — произносит удивлённо. — У вас есть какие-то сведения, которыми я не обладаю?

Да он же в открытую издевается.

— В смысле, может, можно как-то менее радикально? Я рассчитывал на мазь от ушиба, а уйду сейчас без ногтя, — терпеливо объясняю, хотя хочется быкануть.

— И в гипсе, — добавляет спокойно.

— И в гипсе, — повторяю за ним. — Круто, конечно. А если бы вчера сразу пришёл, ноготь можно было бы оставить?

— Нет.

— А сегодня точно совсем никак нельзя оставить?

Последние крохи достоинства уже потеряны, но, может, выторгую более бережное отношение.

— Точно. Если сейчас все сделать сразу нормально, то срастется быстрее, ровнее и без осложнений.

Чувствую что-то вроде лёгкого волнения, но никак не всеохватывающую панику.

Почему-то доверяю ему, хотя он сам особо к этому не располагает. Скорее наоборот, нарочито отталкивает от себя.

Прохожу дальше, в процедурную часть кабинета, к застеленной одноразовой простынью кушетке.

Рядом на тумбочке блестят хирургические инструменты. Сажусь на вращающийся стул, уже не пытаясь повлиять на ход событий.

Рассматриваю своего врача внимательно. Почему-то не могу отвести от него взгляд.

Он садится рядом со мной и натягивает одноразовые перчатки. Все ещё никакой паники. Протягиваю пострадавшую руку на кушетку и чувствую холодный материал перчаток на своей коже. Неприятно.

Он придвигается ближе к кушетке и случайно задевает мое бедром своим. Меня моментально бросает в жар, и я вздрагиваю. Только не от того, что будет происходить с моей рукой, а от чужого прикосновения.

— Не волнуйтесь, я, во-первых, знаю, что делаю, во-вторых, сейчас будет анестезия, — он принял мою нездоровую реакцию за приступ паники, и я этому несказанно рад, — у меня нет желания причинять вам дополнительную боль.

— Да я не волнуюсь, мне в детстве ставили 40 уколов в живот от бешенства, но можно я отвернусь? — спрашиваю, абсолютно не испытывая желания смотреть на то, что он будет делать с моим пальцем.

— Собака укусила? — вроде спрашивает, но без вопросительной интонации.

Собака. Почти.

— Крыса, — вздыхаю я.

Поднимает на меня удивлённый взгляд. Да-да, я не так уж прост.

— Пацаны со двора били палками крыс, на стройке. А мне стало ее жалко, и решил ее погладить, но она меня укусила.

Он внимательно на меня смотрит, и я не могу прочитать этот взгляд.

Наверное, этот взгляд называется «вот же еблан».

— Я знаю, что я тупой, но мне восемь было!

— Я совсем не это подумал, — он хмыкает, — отворачивайтесь.

Сажусь вполоборота и испытываю огорчение, убирая свою ногу.

То, что не смогу смотреть на него, — тоже расстраивает.

— Учитесь? — тон уже более мягкий, чем раньше.

— Вы меня так отвлекаете? — понимаю его тактику. — Да, на живописи, последний год. Диплом делаю вот.

— Не повезло, — коротко отвечает мне.

— Не повезло, что на живописи? — снова поворачиваю к нему голову.

Блин, это что за предубеждения, и он туда же.

— Не повезло палец сломать, — мельком кидает на меня сосредоточенный взгляд и возвращается к моей руке. — Судя по почерку на карточке — Вы не левша.

— А, нет. На самом деле, это не так критично, как, скажем, у музыкантов или вот у вас в хирургии, — пытаюсь объяснить ему свою мысль и заодно убедить себя. — Живопись это все-таки больше работа головой, чем руками.

Он молча набирает что-то в шприц из ампулы и обкалывает мне палец.

Неприятно, так что я снова отворачиваюсь.

—

--">