(whiskey_111) - Самый дождливый день в году (СИ)

времени, пора бы использовать это здесь. Может и изменится часть в лучшую сторону, лучшую для всех.

— Время посещения закончилось. — оповещает Накахара, толком не войдя в палату. Только подняв голову замечает одиночество Дазая, пытающегося почистить мандарин одной рукой. Не додумался же попросить брата перед уходом. — Думал, он не ушёл.

— Да, я понял.

— Тебе помочь?

Не получая согласия, врач со вздохом берёт другой мандарин и быстро очищает от кожуры, отдавая младшему яркие дольки. Невольно сравнивает их цвет с собранными в хвост волосами, почти такие же рыжие.

— Вы будете?

— Нет, спасибо. — улыбается, отходя от постели. — Джеймс – наш замечательный психолог – заявил, что говорить ты с ним не хочешь. Могу узнать, почему так?

— Нет, не можете, — ухмыляется, ибо лицо того выявляет интересные эмоции. Не то растерянность, не то насмехательство над ним. Он очень спокойный. — Думаю, вас не должно волновать, не по вашей части, специальности и так далее.

— Да, я в курсе.

— Вот и чудесно.

Чуя выглядит без настроения. И Дазая забавит отношение к нему, как к действительно человеку, которого он знает. Но, очевидно, это не тот Чуя. И никогда им не станет.

Низкорослый мужчина садится на привычное место и нарочито тяжело вздыхает, Дазай почти оглох от такого шума. Да, с ним по любому что-то не так. Психолог Джимми-или-как-его-там вполне способен и травматологу оказать дружескую услугу. Вероятно, даже за бесплатно, лечащий лечащему. Нет, Чуе бы просто поговорить с кем-нибудь, видно прекрасно зашкаливание отрицательных эмоций. Но после нескольких минут спокойствия тот, как ни в чём не бывало, начинает работать.

Он переживает понапрасну. Вероятно, такое печальное лицо у Накахары было из-за пропуска обеда в связи с горой дел, а Осаму придумывает безумные и, очевидно, бессмысленные теории. А если нет?

На улице опять дождь. Достал.

— Когда меня выпишут?

— Не волнуйся. Дольше, чем две недели, лежать точно не будешь.

— Я не сказал, что волнуюсь, — вытирает пальцы о больничную рубашку. — Мне скучно. Не знаю, где мой телефон.. Кажется, в пакете видел новый, мой брат такой щедрый.

— Он выглядел испуганно в первый день.

— Ещё бы, у вас нет братьев или сестёр? — спрашивая – смутно вспоминает следующий образ, почёсывая нос.

— Был.

По коже идут мурашки. Лицо врача мрачнеет, Дазай прикусывает кончик языка. Не стоило задавать последний вопрос, но кто ж знал.

Они перестают смотреть друг на друга: телефон в кармане халата оповещает о звонке. Мужчина, зачем-то, долго пялится в экран, прежде чем ответить и сразу улыбнуться.

— Привет, родная.

Живот до боли скручивает, органы перемешивают чём-то жёстким. Хватило двух слов, чтобы ресницы стали в очередной раз влажными, пальцы невредимой руки сжимаются в кулак, остаются следы от ногтей.

Накахара, разумеется, не учитывает чужое состояние, оно мигом перестаёт волновать. Отходит к окну и рассказывает о составленном на вечер плане. Точно: сегодня, должно быть, пятница.

Мозг украл лишь образ. Чуя, полюбившийся ему, другой.

— Мне нужно сказать тебе кое-что, — приподнимается, насколько позволяют силы, и напрягает Чую: он подходит ближе и не даёт встать полностью. Лёгкий жест, младший пользуется моментом и берёт за руку, боясь отпустить

— Прости?

Парень замирает, приоткрыв рот, но сразу сомкнув губы обратно. Старший продолжает в недоумении хлопать глазами, пытается вытащить конечность из хватки, пока он сам не отпускает.

И слова выдавить из себя не осиливает, кусая губу от обиды и ненависти.

— Может, поспишь? Твоё состояние начинает конкретно беспокоить.

— Всё в порядке, извините.

Вообще-то сложно спать при неудобном положении тела и ужасающих мыслях, правда сложно. Слёзы текут уже бесконтрольно, он не видит смысла их останавливать: мокрые полосы высыхать не успевают, щёки снова обдаёт жаром.

Безумно хочется домой. Не важно место, просто желает домашнего уюта.

***

В день выписки Осаму, наконец, улыбался. Солнце светило ярко, дышалось легко, ветер

--">