Мария Николаевна Сакрытина - Слушаю и повинуюсь

Мария Сакрытина Слушаю и повинуюсь

© М. Сакрытина, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

Вечер

Я Амани-хумай, птица-удача. Моя суть – свобода и моя судьба – исполнение желаний.

* * *

В зеркале отражалась человеческая девушка: кожа благородного цвета слоновой кости, темные чарующие глаза, высокие скулы, правильной формы нос, манящие губы… Черная свободная рубашка до колен, длинные широкие рукава, золотая вышивка и капельки рубинов – галабея была прекрасна, как и девушка, на которой она была надета. По-человечески прекрасна.

Я пожелала не видеть, и красавица в зеркале взмахнула пушистыми ресницами, закрывая глаза.

О, Аллат!..

– Что ты наделал, колдун? – прошептала я. А хотелось кричать – так, чтобы весь мир содрогнулся от моего плача. – Что ты со мной сделал?!

В зеркале появилось еще одно отражение: высокого, намного выше девушки, мужчины. Короткие темные завитки волос красиво падали на лоб, гармонировали с золотистой кожей. Раньше мне понравились бы такие волосы и такая кожа – цвета оливок с восточного побережья. А еще эти жгучие, хищные глаза.

Сейчас же девушка в зеркале сморщила носик от отвращения.

– Ну что же ты, Амани? – протянул мужчина низким, бархатным голосом. Точно крадущийся в низовьях Джуманы, что за Великим морем, леопард. – Неужели тебе не нравится твое тело? Ты прекрасна, моя хумай!

– Я не твоя! – Как же меня раздражал этот мелодичный, совершенно не мой голос!

– Ну почему же? – улыбнулся мужчина. Холеные пальцы колдуна пробежались по темным, почти черным волосам красавицы в зеркале, подцепили прядь. – Ты моя. Вся.

Лицо отражения исказилось.

– Не смей! – проскрипела я, пытаясь вернуть родной голос, а не эти певучие, человеческие оттенки. – Отпусти меня!

Пальцы с волос перебрались на шею, щеки. Девушка в зеркале замерла, дрожа. Во взгляде появилась мольба, и лишь глубоко, далеко за ней – откуда смотрела настоящая я – горела ярость.

– Ну уж нет, хумай, – рассмеялся мужчина, лаская нежную кожу красавицы, и я ярко чувствовала его прикосновения – они обжигали. Сквозь ярость и мольбу пробилось удивление: обычно обжигаю я. – Мне совсем не нравится, что ты исполняешь чужие желания. Я хочу, чтобы ты слушала только меня.

– Это желание я не могу исполнить.

– Можешь, – шепнул мне на ухо мужчина. – Можешь, Амани. Гляди, – он мягко повернул меня за подбородок, заставляя смотреть в сторону окна. – Скоро солнце сядет. Ночью, когда твое превращение завершится, я овладею твоим новым телом. И тогда ты, хумай, будешь петь только для меня.

У девушки в зеркале задрожали губы.

– Нет! – севшим, совсем не моим – человеческим – голосом простонала я. – Нет…

Мужчина улыбнулся, убирая руки. Отступил к двери.

– Да, – и добавил, тягуче, бархатно: – Увидимся ночью, моя хумай.

В повисшей тишине стук засова прозвучал громом, и я содрогнулась.

В темных глазах отражения сгустками пламени горело отчаяние.

* * *

– О, сайеда, что вы делаете?!

Не выпуская из рук острый осколок, я обернулась.

Ифрит в облике девушки-служанки подбежала ко мне, лепеча:

– Сайеда, вы поранились!

Я пожала плечами – человеческое тело слушалось, будто я всегда его носила. И боль я чувствовала, точно человек. Раненый палец жгло, когда ифрит приложила к нему остро пахнущую лекарством повязку.

– Зачем же так, сайеда? Вы еще не привыкли к боли…

– Пусть. У меня будет сотня лет, чтобы к ней привыкнуть. Сотня лет, пока Вадд не заберет этого ничтожного смертного в свое царство теней. – Мой голос дрожал от злости.

Ифрит подняла голову, и я осеклась. На обнаженной золотистой груди служанки горела печать подчинения.

– Ваша клетка быстро разрушится, сайеда, – тихо отозвалась ифрит. – Человеческие тела так… смертны.

Я покосилась на ее печать и промолчала. Что какая-то жалкая сотня лет против ее тысячелетия?

Ифрит молча поклонилась и принялась убирать осколки зеркала.

– Я могла бы освободить тебя. – Мой голос журчал непривычно, но слова давались легко. – Пока я человек, – ифрит выронила осколки, обернулась, – но колдун не даст мне это сделать… Отсюда можно сбежать?

Загоревшаяся в глазах служанки надежда погасла.

– Нет, сайеда.

– Неужели? Никаких потайных ходов, ничего? Люди же это любят.

Ифрит покачала головой. И грустно произнесла, указывая на окно.

– Гули.

– Гули? – изумилась я. – Какие-то гули помешают ифриту?..

– Посмотрите --">