Филиппа Карр - Сестры-соперницы

покровительственным высокомерием, как это часто бывает со старшими. Так же, впрочем, вел себя и наш брат Фенимор. У нас в доме подобного отношения не потерпела бы мать, но в замке Пейлинг дела обстояли иначе. Похоже, в какой-то момент Бастиан стал оказывать Берсабе знаки внимания, после чего она стала его преданной поклонницей: она всегда охотно реагировала на его одобрение, выраженное в любой форме.

Еще у нас было три кузины. Самой старшей, Мелдер, было двадцать шесть лет, и она не собиралась выходить замуж. Она любила домашнее хозяйство и управлялась с дедушкой Касвеллином лучше всех остальных, отчасти потому, что пока он сыпал проклятиями и ругательствами, Медлер спокойно продолжала делать свое дело. Кроме того, была кузина Розен, девятнадцати лет, и Гвенифер — семнадцати.

Поскольку тетя Мелани, сестра моего отца, была замужем за братом матери, Коннеллом, все мы находились в двойном родстве. Видимо, это сближало нас, но, быть может, играло свою роль и то, что тетя Мелани, как и наша мать, была предана идее дома, и обе они верили в необходимость постоянной связи между семьями.

Берсаба начала рисовать Бастиана.

— Не такой уж он красавец, — запротестовала я.

Она покраснела и порвала рисунок.

Я подумала: «Она действительно любит Бастиана». Но тут же забыла об этом. ***

Через неделю мы отправились в замок Пейлинг:

Берсаба, я, наша мать, три грума и две служанки. В Пейлинге было достаточно слуг, но на дорогах случались нападения разбойников, и слуги выполняли роль охраны. Мой отец взял с матери обещание никогда не выезжать из дому без соответствующей охраны, и хотя дорога к замку была нам хорошо знакома, мать никогда не нарушала данного обещания.

В это утро Берсаба выглядела прекрасно. Июнь — чудесный месяц, когда живые изгороди разгораются цветами шиповника и кружевами кервеля, когда заросли дрока с ярко-желтыми цветами словно освещают холмы, а в полях начинает краснеть щавель. Берсаба надела пышные красные юбки, в которые мы всегда наряжались для верховой езды, называя их в шутку «охранниками». Я на этот раз надела синие юбки. Обычно мы одевались немножко по-разному, но иногда — совершенно одинаково, заставляя окружающих теряться в догадках. Я прекрасно подражала Берсабе, а она — мне. Время от времени мы упражнялись в этом, и одним из наших любимых развлечений в детстве было дурачить знакомых. Мы смеялись чуть ли не до истерики, когда кто-нибудь говорил Берсабе: «Ну, мисс Анжелет, хватит притворяться Берсабой. Меня не проведешь». Я объяснила Берсабе, что это дает нам определенную власть над людьми, что в некоторых обстоятельствах можно было бы использовать с выгодой. Так вот, в тот день на ней было красное, а на мне — синее; наши плащи были одного цвета с юбками, и на обеих были мягкие коричневые сапоги. Таким образом, в дороге нас перепутать было невозможно. Но я знала, оказавшись в Пейлинге, мы будем время от времени одеваться одинаково и с наслаждением разыгрывать окружающих.

Мы ехали по обе стороны от матери. Она была задумчива. Несомненно, матушка думала о нашем отце и гадала, где он сейчас. Она всегда беспокоилась о нем, ведь в море человека поджидает множество опасностей и никогда не известно, вернется ли он домой.

Однажды я заговорила с ней об этом, и мама сказала, что, если бы не эти переживания, она не чувствовала бы такой радости при встрече. «Следует помнить, — сказала она, — что жизнь состоит из света и тени и свет всегда выглядит ярче по контрасту с тенью». Мою мать можно назвать философом; она всегда пыталась научить нас понимать и принимать жизнь такой, какая она есть, поскольку считала, что подобное отношение к жизни помогает стойко переносить удары судьбы.

Если бы с нами к замку Пейлинг ехали мои отец и брат, мать была бы счастлива. Я остро ощутила свою любовь к ней и запела, искренне благодаря Бога, одарившего меня такой матерью:

А ну-ка, милый, погляди,

Хей-хо, хей-хо, хей-хо,

Цветок весенний на груди

И счастье впереди…

Мать улыбнулась мне, как бы разделяя мои чувства, и начала подпевать, велев слугам делать то же самое. Потом мы по очереди запевали какую-нибудь песню на выбор, а остальные подхватывали ее. Но когда очередь дошла до Берсабы, ей пришлось петь в одиночестве. Это была песня Офелии:

Как узнать, кто милый ваш?

Он идет с жезлом,

Перловица на тулье,

Поршни с ремешком.

Ах, он умер, госпожа,

Он — холодный прах.

В головах — зеленый дерн.

Камешки в --">