(Catherine Lumiere) - Цветок Зла (СИ)

учения, которые я крайне презирал и презираю по сей день – хотя, признаюсь, мы были в Иерусалиме, городе одетом в белый камень, который оставил несравнимое впечатление, но дело было совсем не в том, что в нем находится Гроб Господень и место распятия сына божьего, совсем нет. Мы же решили существовать исключительно вдвоем и следовать друг за другом. А разве могло быть иначе?

«Я был готов обручиться с тобой в Иерусалиме, и это было бы столь богохульно, душа моя, что сам Люцифер пожал бы мне ладонь», – меня, конечно, уже давно не смущают различные высказывания Джонатана, но пока я пишу что-то, кажется, я становлюсь намного более открытым и даже сентиментальным. Не каждый день копаешься в своей памяти и вытаскиваешь наружу не только слова, но и чувства, отражая их в письменном виде.

Думаю, для пролога я написал уже достаточно. Подводя итог первой главы и моей первой дневниковой записи, я скажу, что если вы решитесь остаться с нами и продолжить свое путешествие, мы покажем вам не только любовь и вечность глазами вампиров, чья смерть была всего лишь началом, но и душевные терзания, муки выбора, с которыми каждый из нас так или иначе сталкивался; мы проведем за собою по самым особенным для нас городам и местам, расскажем свою историю, что осталась вне событий первой книги, и ответим на вопросы, которые вы, возможно, хотели бы нам задать.

Я приглашаю вас разделить с нами вечность. Пожалуйста, переверните страницу.

========== Дневник Уильяма Холта: «В цвету магнолии» ==========

Дождь все также не перестает, а мы уже многие часы пытаемся добраться до Восточных Карпат. Я маюсь и пытаюсь найти себе хоть какое-то занятие, но все равно все упирается в то, что я вновь и вновь принимаюсь писать. Мои потуги скрасить скуку только забавляют Джона. Сам-то он преспокойно читает какую-то книжку — путеводитель! — по Румынии. «Любовь моя, чего ты там не знаешь-то», так и хочется ему сказать, но умом то я понимаю, что изменилось в новом мире практически всё. Благо, что мы оба говорим на румынском языке, потому что здесь не знают ни английского, ни французского, коим мы овладели в совершенстве за время проживания в Париже. Как же тянется время, когда сквозь непроглядную стену дождя едешь не второй и не третий час! Телефон разряжать прослушиванием музыки не хочется, а столь прекрасное времяпровождение как сон мне недоступно — точнее, совершенно не необходимо. Немного завидую смертным, кто может просто взять и заснуть, улегшись на сидение в безобразной позе, накрывшись пальто и подложив под щеку шарф.

Пока время ползет, как и наш поезд, до многострадальной Бистрицы, я бы хотел поделиться довольно интересными наблюдениями. Как вы понимаете, Джону уже четыреста девяносто восемь лет, а мне всего лишь сто сорок семь. «Молоденький любовник и старый дед», прокомментировал Уорренрайт, за что только что получил от меня болезненный тычок в бок. В последней части предыдущей книги я вкратце описал то, как мы провели двадцатый век, но не вдавался в подробности. Здесь же я бы очень хотел рассказать именно об этом и о наших нынешних приключениях.

Перевалило за полночь. Только что выключили свет — людям необходимо отдыхать. Мы сейчас находимся где-то у Брашова, а потому осталась еще половина пути. Было бы неплохо, если бы мы взяли машину и пересекли полстраны на ней, но погода была настолько отвратительной для езды, что выбор пал на поезд.

К слову, я говорил, что Джонатан сделал мне предложение. Сейчас мы женаты, я на минуту задумался, но мне снова подсказали: пять месяцев. Честное слово, будучи человеком, да даже будучи вампиром, я никогда не представлял себя в роли жениха. Не представлял, как бы мы могли сыграть свадьбу со священником, дать клятвенные обеты и обменяться кольцами. Я никогда не думал, что что-то столь обыкновенное и нормальное в моей совершенно отличающейся от нормальной жизни произойдет со мной. Но вот сейчас я смотрю на свою левую руку и осознаю, что это действительно так. У меня на пальце платиновое тонкое кольцо, которое, даже если его снять и спрятать, будет невидимым символом моей совершенной любви и добровольной принадлежности бессмертному существу, моему Джонатану, который сидит рядом и бессовестно подглядывает, что я пишу!

Мы сыграли свадьбу в Париже — он был весь объят цветом магнолии — когда весна только-только

--">