(Efen) - У судьбы плохое чувство юмора (СИ)

выросла, что достигала пояса, и странникам приходилось пробираться сквозь неё, притаптывая траву ногами.

— Это оно? — спросила Ирис, остановившись по центру маленький полянки.

— Да, — ответил широкоплечий Роклин, который следовал за ней. — Как я помню, здесь жила Адаманта.

— Мрачновато, — произнёс шедший за ними Эйдан, который взъерошил рукой свои разноцветные волосы.

Ирис осмотрела нависающие над прудом деревья, и не могла не согласиться мысленно с возлюбленным. Место действительно было тёмным и странным. Деревья вокруг полянки сгущались, не давая ветру и окружающему миру проникнуть внутрь. Ирис не представляла, как в таком месте могла так долго жить её мать, причём в кромешном одиночестве.

— Этот дом нисколько не изменился с тех пор, как я его видел в последний раз, — сказал Роклин, показав рукой на деревянный домик.

Девушка подошла поближе и остановилась перед двумя деревянными ступеньками, которые от старости уже давно прогнили. Стеклянные окна всё ещё оставались целы, но даже отсюда можно было разглядеть слой пыли и паутины на поверхности. Деревянные перила были на месте, но что-то подсказывало Ирис, что если хорошенько их пнуть, то они в два счёта упадут, так как внутри так же прогнили со временем.

Чёрная вода из пруда манила к себе и вызывала непреодолимое желание дотронуться до неё, но девушка завертела головой, отгоняя от себя неожиданно возникшее желание. Она отвернулась от пруда и сделала шаг на ступень. Та жалостно заскрипела, но выдержала вес девушки. Ирис поднялась на маленькое крыльцо и остановилась перед входной дверью. Её сердце бешено забилось в груди, ведь это было впервые, когда она что-то узнает о своей матери. Узнает, чем она жила, что любила и какой она была.

Дерево протяжно застонало, а затем послышался хруст ломающейся древесины, а после и чью-то ругань. Обернувшись, Ирис увидела стоящего на первой ступени Роклина, нога которого ушла вниз под сломанную ступень. Он поднял свой взгляд на Ирис и извиняюще улыбнулся. Девушка хмыкнула и покачала головой, прежде чем повернуться обратно к двери и повернуть ручку.

Дверь не была заперта на замок и легко поддалась, открывшись настежь. Перед ними предстала одна сплошная комната, которая была вся паутине. В одном углу стояла печь, а рядом с ней одноместная узкая кровать, на которой лежали заправленное одеяло и подушка, усыпанная слоем пыли. Рядом же стояла деревянная тумбочка, а у соседней стены небольшой шкаф, дверца которого со временем отвалилась и весела на одной петле. Комната была столь маленькой, что Ирис подивилась тому, как вообще можно здесь было жить. В помещении не было ни стола, ни стульев, ни одного кресла и даже никаких картин или ещё каких-либо вещей. Всё было скудно и по минимуму, и от этой картины Ирис стало грустно.

Рядом с ней встал Эйдан, который нашёл её руку, ободряюще сжав. Обведя комнату взглядом ещё раз, она взглянула мужчине в лицо.

— Это не то, что ты ожидала увидеть? — спросил он.

— Совершенно не то.

Ирис грустно взглянула на комнату, отпустила руку мужчины и прошла внутрь. Деревянный пол жалостливо заскрипел, а половицы от веса немного прогнулись.

— Я лучше останусь здесь, — произнёс Роклин, оставшись стоять на крыльце.

Мужчина сложил руки на груди и прислонился бёдрами к перилам, которые под его тяжелым весом не выдержали и сломались, упав на землю. Мужчина на мгновение потерял равновесие, замахал руками, а затем остался стоять на своих ногах, не упав вслед за перилами. С его губ сорвались слова проклятия, и он замер на месте, больше ни до чего не прикасаясь.

Ирис прошла тем временем к кровати и присела на неё, рукой смахивая пыль. Эйдан остался стоять у двери, осматривая помещение. Роклин вообще не вошёл в дом, предпочитая остаться у двери.

— Там что-то лежит, — произнёс Эйдан.

Девушка подняла голову и взглянула на него.

— Где?

— Вон там, — он махнул рукой на печь.

Ирис поднялась на ноги и прошла к печи, на которой действительно кое-что лежало. Уже подходя ближе, она признала лист бумаги, который был сложен в несколько частей. Девушка раскрыла его, стараясь не порвать, так как от старости бумага пожелтела и грозилась порваться в любой

--">