Анастасия Ивановна Кравец - Волчье логово

Старая обитель показалась ему еще более заброшенной и убогой, чем два года назад. Но при ярком свете солнца в ней уже не было ничего мрачного и таинственного. Только картина тлена и разрушения представала перед глазами. Одна из тонких башенок покосилась, стены начали обсыпаться и разрушаться, ворота открывались со страшным скрипом.

Войдя во двор, Жиль увидел неизменного привратника, брата Ватье, который, впрочем, не потрудился даже ответить на его теплое приветствие. Ватье молча указал на темную фигуру стоявшего перед раскидистым деревом монаха. Приезжий направился к нему. В неподвижно стоявшем под старым деревом человеке со скучающим взором Жиль узнал брата Колена. Волосы его совсем поседели. Взор был рассеянным и равнодушным. В чертах застыло выражение горького разочарования и смертельной скуки…

– Добрый день, брат, – обратился к нему Жиль. – Вы помните меня?

Брат Колен пристально посмотрел на него, потом перевел взгляд на сверкающее весенней голубизной небо и медленно произнес:

– Да, день сегодня очень ясный… Разумеется, помню, мэтр. У меня отличная память. Опять вас занесло в наши глухие края…

– Я здесь проездом, и скоро их покину. Но прежде мне захотелось узнать, как поживают мои старые знакомые, – улыбнулся горожанин.

– Что я могу вам рассказать? – спросил Колен, равнодушно пожимая плечами. – Вы сами знаете, мы живем так, будто время остановилось несколько столетий назад… Эта несчастная обитель медленно погружается в бездну вечности. И даже, став настоятелем, я не могу ее спасти… Послушники не приходят к нам. А какой монастырь без монахов?

– А Волчье Логово? – в нетерпении перебил его Жиль. – Вам удалось его удержать?

– Пока я жив, оно будет принадлежать обители, – с мрачной решимостью произнес старый монах. – Я никому не уступлю земли, принадлежащие нашей святой Матери Церкви! Монсеньор де Леруа по-прежнему покушается на эти владения… О, сейчас он могущественен, как никогда! Весь край в руках государя. Его супруга блистает на праздниках. Мадам Клэр родила дочь своему мужу, монсеньору Тьерри… А сын мадам Сесиль скоро вырастет и станет настоящим сеньором. Правда, в их семье нет мира… Но где он есть?

При упоминании о Клэр Жиль слегка вздрогнул, и мрачная тень пробежала по его открытому лицу. Онпоспешил сменить тему:

– А брат Жозеф? Он по-прежнему не желает уступить Волчье Логово своей кузине?

– Брат Жозеф? – переспросил Колен, взглянув на своего собеседника. – Да он давно умер.

– Умер?! – воскликнул Жиль. И внезапно весь этот солнечный день и просторный двор стали чужими, серыми и ненужными.

– Чему вы так удивляетесь? Все мы смертны.

– Но что с ним произошло? Расскажите мне. Какой приговор вы ему вынесли в тот день, когда я покинул вашу обитель?

– Он упорствовал в своих заблуждениях. И нам пришлось заточить его в подземелье, – начал брат Колен с тяжким вздохом. – Брат Ватье приносил ему хлеб и воду. Так он провел в молчание, тьме и одиночестве несколько недель. Он больше не говорил с нами. Он замкнулся в своем молчании, как в крепости! Но однажды Ватье пришел к нам и сказал, что узник больше не может подняться со своего соломенного ложа… Увы, его разбил паралич. Мы сжалились над Жозефом. Мы перенесли его в келью и стали ухаживать за ним. Но он по-прежнему не говорил с нами. Только однажды попросил бумагу и чернила… И, как помешанный, чертил свои проклятые рисунки! Они интересовали его больше, чем все происходящее вокруг… Больше, чем спасение собственной души! Даже на пороге смерти… Потом и руки перестали ему повиноваться. Он лежал и молча смотрел на окно, залитое лучами солнца, как делают это все язычники. Я не знаю, о чем он думал… Но в глазах его был странный огонь! Только один раз его пересохшие губы приоткрылись и с них сорвалось: «О, это слишком жестоко!» Больше ни слова. Он не смотрел на нас… Только на проклятое окно! Странно было видеть, как жизнь по капле покидает это сильное и неистовое тело… Брат Ульфар и брат Ватье сменяли друг друга у его постели. Но однажды, когда Ватье вошел в келью, Жозеф был уже мертв. Паралич достиг мозга… Только его чертовы рисунки валялись на полу, как хлопья снега.. Да лучи рассвета заливали лицо, которое больше не могло к ним повернуться…

Колен умолк. Несмотря на все свое спокойствие и умение владеть собой, он был бледен и взволнован.