Олег Чувакин - Многоточия

Многоточия

«Многоточия». Сборник рассказов, сотворённых с любовью.

За окошком вокзальной кассы раздаривает билеты на поезд Дед Мороз. На стенах растут колючки инея, а с потолка свисают голубые сосульки. Глаза сказочного деда глубоки и холодны, как дно промёрзшей реки. Из зубастой пасти машины Дед Мороз выхватывает парочку билетов. Получите билет в город мечты!

А вот другой мальчишка. Его дорога ведёт через парк, с собою он несёт скрипку. Скрипача окликает со скамейки седой человек. Не родственник ли?.. Нет! Старик музыкант является из будущего к самому себе. К мальчишке, который вот-вот совершит роковую ошибку!

Потерянные во времени. Отчего прошлое они предпочли настоящему, отчего сбежали? И почему гоняются за ними родственники и искатели?

Странный пациент приходит к психологу. Помнит он лишь три дня своей жизни. Человек-контрапункт! Небесную фугу слышит доктор…

Двенадцать рассказов. Двенадцать дорог к счастью. И ещё одна!

Город-мечта

Двенадцать лет — тот возраст, когда становится ясно: вот-вот всё переменится. Не упустить бы, не прозевать! В двенадцать лет в душе сходятся юность и старость, мечта и мудрость. Прохлопаешь нужный момент — и пиши пропало!

Несколько книжек да пара пластмассовых игрушек, что клались под подушку в те далёкие годы, когда верилось, что седобородый Дед Мороз разносит по квартирам подарки, — вот и весь багаж. Пальтишко, из которого руки выросли и торчат, словно кости скелета, вязаная шапка да рукавички в тон — вот и весь походный гардероб. Горсть захватанных монет и свёрнутые тоненькой трубочкой бумажки — вот и весь капитал. Хватит, чтоб домчать маму до вокзала. А коли так — это целое состояние!

Мать и сын усаживаются в такси и катят в освещённую фонарями даль. Возврата нет! Обоим и жутко, и радостно; ни один из них прежде не испытывал этих чувств разом.

Кто знает, от кого они уезжают, что оставляют позади! Кому ведомо, от какого горя или напасти бегут они без оглядки!

Мама молчит, и Денис благодарен ей за это. Любое слово означало бы сомнение, а то и неверие.

На вокзале людно, пахнет слякотью, мазутом и будущим. У окошек касс толпятся толстые очереди, обставленные чемоданами. Никогда бы не подумал Денис, что 31 декабря на вокзале бывает столько народу! Будто все решили удрать куда глаза глядят!

Наконец подходит и их черёд. Прибитые толпою к кассе, они оба вдруг робеют.

И тут мама восклицает:

— Дениска, да ведь там Дед Мороз!

Он встаёт на цыпочки, чтобы получше разглядеть продавца билетов. За стеклом восседает белобородый дед в синей шапке, в очках, с алым румянцем во все щёки, с улыбкой, припрятанной под заиндевелыми усами. Плечи и рукава синего тулупа обшиты серебристой мишурой. Голову кассира укрывает синяя же шапка. Не скажешь, что ему жарко! Стены кассы обросли колючками инея, а с потолка свисают сосульки.

Очередь сердится.

— Мальчик, на что вылупился? Давайте побыстрее! Задерживаете!

— Он на Деда Мороза смотрит, — отвечает мама.

— Нет там никакого Деда Мороза! Мальчик, ты слишком взрослый, чтобы верить в сказочки!

Из ледяного царства Дед Мороз кивает Денису, сметая бородою со стола бумаги, и оттопыривает большой палец. Голубые глаза его глубоки и холодны, как дно промёрзшей реки, да только вот какая штука: не пугают они, а притягивают!

Мама называет кассиру город.

Из зубастой пасти оледенелой машины Дед Мороз выхватывает парочку билетов. На дрожащих ногах Денис оборачивается, оглядывает лица в очереди. Хоть кто-нибудь бы улыбнулся!

— Сколько с нас? — спрашивает мама у Деда Мороза.

— Нисколько! — доносится из-за стекла бас, которому микрофон ни к чему. — Туда билеты бесплатно. Держите!

— Видишь, мама, видишь!.. — еле слышно шепчет Денис.

Ошибки быть не могло! Двенадцать дней и ночей прорастала его мечта. Двенадцать суток беспрерывно, как вечный двигатель, работало воображение. А может, двенадцать лет?

В какой неуловимый миг пробивается к свету первый чахлый росток мечты? Что питает его, даёт энергию, укрепляет? Превращается ли малое растение в раскидистое дерево там, где не удобряли его слёзы страданий?

Когда впервые Денис уловил далёкий зов? Когда решил, что городу быть? В ту ли ночь, когда коснулся одного, другого и третьего дома, поднявшихся неведомо где в лунном свете? Или много раньше, в те дни, когда ему и маме жилось особенно горько и когда он обещал себе --">