Катерина Снежинская - Первая после бога

глазки санитару. — Кровь на анализ, сканер, техника сразу вызови, а то пока его дождёшься… И начнём помолясь.

Блондинка скривила розовый ротик: вот ведь угораздило занудой родиться. И всё при ней, некоторые даже красивой считают, мужики засматриваются. Но нудила и стерва! Хирург, богами поцелованная! И что? Любят-то не за умение скальпелем махать.

* * *

Спасение было совсем близко — ну буквально рукой подать. С пятиминутки сбежала, больных по смене так передала, частным порядком, а на конференции без неё обойдутся. Даже переодеться успела. Теперь только информационный кристалл в регистратуру сдать — и здравствуй, свобода! Карты она завтра заполнит. Всё равно сил нет никаких. Даже ключ от дома мимо кармана сунула. Пришлось, охая, как старая бабка, нагибаться, лезть под шкафчики. А, между прочим, поясница после суточной смены болела так, словно вместо позвоночника кочерга раскалённая, да ещё и кривая.

Вот пока она за ключами лазила, свободе и надоело Диру ждать. И вместо светлой надежды на чистую мягкую постель, в ординаторской леди Эр появилась.

— Меня здесь нету, — простонала Кассел, — я уже дома. Нет, не так! Я на полпути к дому и поэтому связаться со мной никакой возможности!

— Ты здесь есть! — решительно не согласилась секретарша заведующего отделением, поправляя безумно стильные, узкие, даже хищные очки. Правда, полупрозрачные и дымчатые. В смысле, будто из тумана слепленные. Впрочем, для духа некоторая нематериальность нормальна. Как бы они ни старались на живых походить, реальные предметы всё равно проваливались сквозь призрачные тела. — Прости, Дир, но он мне голову открутит, если тебя не приведу.

— То есть, лучше, чтобы мне открутил? — с нескрываемым скепсисом поинтересовалась Кассел.

— Лучше, — не стала кокетничать Эр. — Моя голова, может, и не совсем материальна. Но дорога как память о давно ушедшей жизни. Кроме того, его ор я тоже переношу с трудом. Так что, двигай дорогая! Ать-два, левой-правой! Вперёд, на вправление геморроя.

— Знаешь, я иногда сомневаюсь, что при жизни ты действительно была леди, — огрызнулась Дира, подхватывая сумку и послушно — ать-два! — направляясь на экзекуцию.

— Сама порой удивляюсь, — безмятежно отозвалась дух. — Но, знаешь ли, полувековое общение с медиками имеет свои последствия. Душа грубеет, сердце черствеет, появляется неоправданный цинизм и ненависть ко всему живому. Хотя нет, — подумав, добавила секретарша самокритично, — ненависть к жизни появилась сразу после смерти. Тогда я здесь ещё не служила.

— А где служила?

— Да личным секретарём у одного генерала, — загадочно улыбнулась дух.

— Оно и видно, — буркнула Кассел.

— Вот и не угадала. Милейший человек был. По крайней мере, по сравнению с вами, садистами и подлецами в жёлтых халатах^[5]. Давай-давай, заходи. Он уже ждёт.

Дира в этом нисколько не сомневалась. Заведующий приёмного отделения, милейший доктор Лангер, по слухам, завтракающий интернами и обедающий ординаторами, был обстоятельным человеком. Раз вызвал, дождётся, никуда по делам не отлучится. Только вот ждать он не любил. И почему-то задержку в десять минут причислял к преступлению против государства и своего личного авторитета. И если первое в Кангаре каралось всего лишь повешеньем, то второе и четвертованием могло закончиться. По крайне мере, моральным. Но от этого менее мучительной кара не становилась.

— Вызывали? — Кассел просунула голову между притолокой и едва приоткрытой дверью.

— Заходите, доктор, — приглашающе рыкнули из пещеры страшного дракона. — Присаживайтесь.

В данный момент Дире меньше всего хотелось присаживаться и вести долгие нудные разговоры. Но её мнения никто не спрашивал — начальство велело, значит, садись. На жёсткий и дико неудобный стул, который вполне уместно смотрелся бы где-нибудь в пыточной. Кассел давно хотела спросить: специально ли завотделением такой подбирал или просто в больнице удобной мебели по определению быть не может? Но как-то всё не подворачивалось подходящего случая поинтересоваться.

Доктор Лангер, едва заметно покачивая седогривой головой, просматривал бумаги и на врача не глядел — видимо, написанное в них начальству нравилось. А вот провинившиеся подчинённые нет. Дира кротко вздохнула и уставилась в окно, за которым ничего, кроме чёрной ветки липы с едва проклюнувшимися зелёными листочками, видно не было.

--">