Виктория Витальевна Лошкарёва - Хозяйка Севера

Хозяйка Севера

Глава 1

Я стояла напротив мужчины, которого уже успела неплохо узнать...а на самом же деле я стояла напротив безжалостного дикого зверя, готового причинить мне столько боли, что я могла и не выдержать.

Один раз, после встречи с этим монстром, я уже едва не умерла... или даже и умерла, но меня вернули назад. Ведь не просто же так тогда мне приснилась бабушка и эта, которая Альфа-самка... Василиса Игнатьевна.

Впрочем, сейчас мне было не до воспоминаний о той странной старушке.

Я дрожала на холоде, дрожала от дичайшего страха — в то время как зверь весело ухмылялся, явно забавляясь моим страхом.

Я ошиблась вначале, когда подумала, что его темные в ночном отсвете глаза стали желтыми, звериными. Фары соседнего автомобиля спутали меня — а может, глаза Германа ещё раз поменяли цвет... так или иначе, но сейчас темные глаза монстра, нависшего надо мной, не были желтыми, а пугали своей абсолютной чернотой, страшными черными провалами... пугали куда больше, чем уже ставшие для меня привычными желтые глаза оборотней.

Черные внимательные зрачки со звериной жесткостью наблюдали за моей паникой, в то время, как их хозяин довольно щурился, явно развлекаясь моим страхом.

— Молчишь, Санэт? — спросил монстр, склонив голову на один бок. — Какое для тебя неудобство.

Я сглотнула и снова попыталась произнести хотя бы одно только слово «нет», но у меня ничего не вышло.

— Это сила Альфы, — хмыкнул Монстр. — Здесь только я решаю, что ты можешь делать, а что нет.

Герман, то есть Зверь, который сейчас только выглядел как Герман, коротко хохотнул.

— Ты будешь мне беспрекословно подчиняться, — осклабившись, протянул он. — Как и положено преданной жене и послушной суке Альфы.

Я вздрогнула, а Герман снова хрипло рассмеялся.

— Боиш-шься? — спросил он, приподняв бровь.

Ответить я не могла.

Да он и не ждал от меня ответа.

Вместо этого Зверь провел острым когтем по моей обнажённой коже по шее вниз — куда уже вовсю проникал холодный воздух: к моей груди, соски которой, из-за холода, уже призывно торчали даже сквозь плотный бюстгальтер.

Я замерла, ожидая самого страшного ...но огромная лапа монстра, вместо грубого натиска, почти нежно обвела ладонью мою левую грудь.

Впрочем, нежность не была долгой.

Не успела я перевести дыхание, как мужская рука больно сжала эту самую грудь, а низкий голос раздраженно протянул:

— Твоя грудь должна так реагировать только на меня!

Мне на секунду стало смешно: Герман, что, собрался тягаться с погодой?

Но стоило мне только об этом подумать, как зверь рванул со всей силы остатки моей одежды, которая ещё имелась на груди — и оголив таким образом меня до пояса, он прищурившись, пояснил.

— Всё будет так, как я скажу.

С этими словами Герман наклонился ко мне ещё больше, ещё ниже... губами поймал вершину уже правой груди и втянул её в свой рот.

Я растерялась...

Сказать честно, то во всей этой сцене не было — не могло быть — ничего привлекательного: жесткость, с которой Герман вытащил меня из поезда могла соперничать только с его же собственной жестокостью, которую он проявлял сейчас, разодрав на мне одежду... всё это неминуемо должно было напоминать мне о том, что случилось месяц назад в лесу, но вместо этого...

…вместо этого я, опустив глаза на темную макушку Германа, испытала совсем иные чувства.

Нет, это, конечно, было не чистое желание — не желание даже, а всего лишь его намек, помноженный на смесь страха и облегчения от того, что мне не причиняют сейчас боль, а наоборот старательно пытаются причинить нежность.

Или вызвать нежность во мне.

Так или иначе... мне было не свойственны такие порывы: стоять ночью, почти голой, где-то в лесополосе недалеко от остановленного поезда и ловить кайф от того, что мужчина умело целует мне грудь — такого за мной прежде никогда не водилось. И хотя мой мозг тут же отмечал, что это не я сама, это просто тело, у которого давно не было мужчины... и мужчина, которого я вроде бы хорошо знаю, и его умелые действия; и даже то, что зверь, который сейчас скрывался под внешностью Германа, снаружи уже никак не проявлялся: даже его руки вновь стали просто человеческими.

Возможно, только глаза и остались ... но сейчас, когда Герман целовал мою грудь, я не видела его глаз, только макушку темных волос, и смуглую шею, к которой уже успела привыкнуть, и его широкие плечи...

— --">