Патриция Хорст - Искушение

Патриция Хорст Искушение

1

Напрасно Мэри пыталась убедить себя, что забыла Патрика: очень скоро она поняла, что это не так. Воспоминания о нем стали еще более яркими по прошествии времени. Мог ли Роберт ни о чем не догадываться? И не это ли в конечном итоге привело его в постель другой женщины?

— Я развожусь с тобой, Мэри, — объявил он одним дождливым воскресным утром, спокойно глядя на нее поверх тарелки с яичницей.

— Я ее знаю? — спросила Мэри так вежливо, будто они обсуждали, кого пригласить третьим на вечерний бридж.

Практически они всякий раз играли вчетвером: Патрик всегда незримо присутствовал рядом с ней, хотя его имя никогда не слетало с губ Мэри…

— Нет, ты ее не знаешь. — Роберт пододвинул ей свою чашку, чтобы она налила ему еще кофе. — Может быть, это и к лучшему. Меньше неудобств.

Мэри потрясло не столько то, что их брак подошел к концу, сколько то, что она восприняла эту новость с полным хладнокровием. Она положила сливки и две ложки сахара в кофе своего супруга и самым спокойным голосом — каким могла бы спросить у него, например: «Хочешь еще один круассан, дорогой?» — поинтересовалась:

— И как скоро тебе потребуется развод?

— С этим не горит, но слишком долго ждать я тоже не намерен.

Она не была в Монжуа одиннадцать лет — с тех пор как потеряла ребенка. Нельзя сказать, чтобы это место скучало без нее: уж во всяком случае, не так, как она без него. Да и возраст Монжуа, казалось, ничуть не изменился — не то что Мэри Клэр… Здесь все осталось прежним. Монжуа и сегодня вставал из утренней дымки таким же расплывчатым и прекрасным, каким был всегда, вызывая в памяти не только блаженные воспоминания детства, но и острые сожаления о неразделенной любви и утраченных мечтах.

Розовато-лиловые глицинии так же обвивали колонны, поддерживающие балконы, как и в ту весну, когда ее бабушка приехала сюда юной невестой. Тонкие белые занавески все так же колыхались в окнах угловых башенок, и бронзовый колокольчик над массивной входной дверью сиял все тем же золотым блеском.

Как часто, еще детьми, они звонили в этот колокольчик из чистого озорства, заставляя кого-нибудь из слуг бежать на зов, а потом браниться и жаловаться бабушке… Но сегодня Мэри Клэр позвонила совсем по-другому.

— Мисс Мэри! — Тереза, служившая в Монжуа еще задолго до ее рождения и считавшаяся наиболее доверенной служанкой, обнажила в улыбке старые желтые зубы. — Как чудесно увидеть вас снова! Мадам будет так рада вам!

Но для того, чтобы догадаться об этом, нужно было очень хорошо знать бабушку.

— Хм! — проворчала она, хмуро глядя поверх водруженных на патрицианский нос очков, когда Мэри вошла в ее старомодный будуар. — Полагаю, мне надо быть признательной им за то, что они были так любезны и послали именно тебя, Мэри Клэр. Из них всех ты единственная достаточно умна. Можешь поцеловать меня, дитя.

Мэри нагнулась и коснулась губами пергаментной щеки своей бабушки, изо всех сил стараясь спрятать слезы, навернувшиеся ей на глаза.

— Вы чудесно выглядите, grande-mère^[1].

— А ты великолепно пытаешься врать, но у тебя это плохо получается, — ответила Шанталь Дюбуа. — Пожалуй, твое присутствие здесь может развлечь меня, если только ты уяснишь себе, что я никуда не двинусь из своего дома, какого бы давления на меня ни оказывали! Я прожила здесь с твоим дедом сорок лет и намерена лежать рядом с ним в могиле. Хотя, может быть, это произойдет и не так скоро, как хотелось бы моим сыну и дочери. Конечно, тело мое стало немного немощным, но голова… — бабушка постучала себя по лбу, — она еще вполне ясная, можешь не сомневаться. И я намерена продолжать жить так, как это нравится мне! Так что, добро пожаловать, Мэри Клэр, но помни: когда ты надумаешь уезжать, тебе не удастся забрать меня с собой.

Мэри пробормотала что-то невнятное, пытаясь скрыть тревогу. Шанталь Дюбуа оставалась в ее памяти высокой, гордой и непобедимой; эта сморщенная немощная старуха с клюкой, прислоненной к креслу, мало напоминала ту женщину, которую она когда-то знала как свою бабушку…

Вновь появилась Тереза, катя перед собой тележку, уставленную серебром и полупрозрачным лиможским фарфором. На верхней полке тележки занимала почетное место многоярусная серебряная подставка для пирожных, заполненная сладостями, выпеченными только сегодня утром.

— Разливай чай, Мэри Клэр, и вообще — --">