Дженнифер Льюис - Безумный полдень

наполнено историей.

— Почему она думает, что ваша семья проклята? Вы все очень успешные люди.

— Да все у нас в порядке. Старая фамильная легенда всплыла в памяти моей матери, когда она заболела. — Синклер вытащил кучу одежды, и Энни увидела, как напряглись мышцы под его джинсами. — И все наши браки распадаются тоже поэтому. — Его серо-голубые глаза странно блестели, то ли насмешливо, то ли печально. — Теперь она надеется найти части этой чаши и снова их соединить. Она уверена, что это может изменить судьбу Драммондов. — Он снова положил вещи в сундук и закрыл крышку. — Конечно, я не верю ни в какие проклятья. Но идея ее вдохновляет, а я хочу, чтобы она выздоровела. Поэтому и обещал помочь.

— Вы великодушны.

— Не слишком. — Он отбросил упавшие на лоб волосы, обозревая кучи хлама, оставленные многочисленными поколениями Драммондов. — Если у нее будет занятие, она не будет ко мне приставать с женитьбой.

Энни наблюдала, как он ухаживал за своей второй женой — расчетливой карьеристкой. Она не была уверена, что сможет выдержать это испытание еще раз.

— Думаю, ей хочется внуков.

— Да. Но зачем? Разве это так необходимо — передать проклятие следующему поколению? — Его ирония заставила ее улыбнуться.

Конечно, его матери хотелось внуков, чтобы было кого побаловать. Хотя, если вкусы Синклера не изменятся, ей вряд ли представится такая возможность. Энни никогда не видела его первую жену, но Дайана Лэйклэнд не была женщиной, которая стала бы рисковать своей фигурой. Она вышла замуж ради денег и положения — что и теперь делало его одним их самых завидных женихов Нью-Йорка, — но потом он ей наскучил, когда ему надоело каждую ночь мотаться с одной вечеринки на другую.

Если бы Синклер только видел, что попусту тратит время на всех этих испорченных принцесс. Разумеется, Энни не могла сказать ему этого. В ее обязанности входило быть терпеливой и лояльной, не переступая допустимых границ.

Она отошла от корзины с веревками — вполне хватило бы, чтобы повеситься, — и сняла с полки небольшую деревянную коробку. То, что оказалось в ней, было похоже на набор шпилек для волос — дорогие, вырезанные из черепахового панциря и слоновой кости — те самые, что девицы семейства Драммонд втыкали в свои высокие прически.

— Это все равно что искать иголку в стогу сена. Хотя стог, конечно, интересный. А кому принадлежала эта чаша?

— Драммонды пришли из горных районов Шотландии. Гейлорд Драммонд был завзятым картежником и пьяницей и в 1712 году проиграл свое фамильное имение. Его три сына, оставшись без денег и земли, отправились в Америку. Когда корабль причалил к берегу, каждый решил идти своим путем. Чашу они разделили на три части. Они вновь собирались соединить их, когда каждый найдет свою удачу. Один из них обосновался на Лонг-Айленде и построил эту ферму.

— Ах, вот почему у вас такая длинная береговая линия.

Фермерский дом со временем был перестроен в стильный коттедж с выступающим фронтоном и широкими террасами. Старые картофельные поля превратились в сочные луга и сады с яблоневыми и грушевыми деревьями. Дог-Хабор — когда-то маленькая сонная деревня — теперь был окружен пригородами Нью-Йорка. Один из Драммондов после войны продал застройщику поле для возведения там типовых домов. Отец Синклера за огромную сумму выкупил землю обратно — вместе с домами — и превратил ее снова в изумрудные луга. Холодные воды пролива Лонг-Айленд с мерным рокотом разбивались о галечный пляж в ста метрах от дома.

Синклер рассмеялся:

— Да. Старая ферма стала прекрасным вложением.

— А как им удалось разделить чашу? — Казалось, почти невозможно найти даже целую чашу в этом хламе, не то что какую-то часть.

— Моя мать считает, что чаша принадлежала древней общине и ее сделали так для того, чтобы прятать от викингов или протестантов-реформаторов — ну, это уже зависит от времени. История чаши передавалась из поколения в поколение. Мать говорит, что ей удалось найти потомков всех братьев.

— Я думаю, это отличная возможность снова объединить всю семью.

Синклер пожал плечами:

— Я никогда не слышал ничего о других Драммондах. Мы все угрюмые нелюдимы и привыкли заботиться только о собственной жизни.

— Ну, не такой уж вы угрюмый нелюдим. — Энни тут же пожалела о своих словах. Меньше всего ей было нужно, чтобы он догадался о ее чувствах. — Во всяком случае, далеко не всегда. — Она --">