Чертова Кукла - Тебе все можно [СИ]

горькими слезами, вспомнив, наконец, как это — дышать.

Отупение долго не отпускало меня, но я, все же, решила попробовать на прочность свои оковы. Несмотря на ржавчину, они были на редкость крепкими, равно как и железные прутья. Я пыталась хоть как-то провернуть их вокруг собственной оси или расшатать, но толку не было. Под деревянным ящиком тоже не оказалось ничего, что помогло бы мне выбраться отсюда или хоть как-то защитить себя.

Ужасно хотелось пить. Губы, став сухими, потрескались и теперь саднили. Колючее платье действовало на нервы, источая запах шампанского и заставляя то и дело чесаться. Невзирая на холод, я согласна была сорвать его с себя и вышвырнуть куда-нибудь за пределы решетки, — но кто знает, как поведет себя этот ряженный собакой маньяк, окажись я перед ним в одном белье.

На улице становилось постепенно светлее. Я сидела на ящике, обнимая себя ладонями, и не зная, как поступить дальше. Закричать? Попытаться как-то привлечь внимание? Было боязно сделать хуже, хотя я тут же сама себе ответила — куда еще хуже-то?

Я не помнила, как он похитил меня. Бросится ли кто-нибудь на мои поиски? Тот же Валера — поймет ли утром то, что я пропала? Сколько я не напрягала память, а момент исчезновения так и оставался белым пятном. После того, как мне стало плохо в коридоре и до пробуждения в заточении — словно провал.

И тут меня озарило: потеря сознания вполне могла быть частью плана похитителя. Тогда, если я не случайная жертва, никто точно не найдет меня здесь. Тут же возник другой вопрос: не был ли маньяк одним из моих коллег?

Все сведения о похитителе сводились к тому, что он был довольно высок и широк в плечах, насколько я могла судить по нашей первой встрече. Не так уж много людей подходит под это описание, в нашем отделе все как на подбор были либо коротышками, либо узкоплечими. Да и голос — никаких ассоциаций, даже намека на то, что я прежде его слышала, не возникло.

Ощущение собственной беспомощности заставило забиться в угол подальше, умножая и без того невеселые мысли о собственной персоне. Никчемное создание.

…Мне было холодно, очень холодно. Поздний зимний рассвет почти не пробивался через маленькое подвальное окно, но очертания предметов стали четче. Пол был устлан тонким слоем соломы. Зарывшись туда ледяными ступнями, я, кажется, наконец, начала чувствовать стопы. Подумав немного, опустилась на корточки, и, насколько позволяла длина цепи, стала собирать солому в кучу, после чего залезла в получившееся гнездо и обняла себя за колени.

Кажется, этому типу не придется долго стараться, чтобы убить меня: еще пару часов, и я превращусь в ледышку. Когда я перестала трястись, на смену ознобу пришла новая беда: мне нестерпимо захотелось в туалет. Я стиснула зубы, чуть не расплакавшись, но протерпеть смогла недолго. Было безумно стыдно и обидно до слез, но организм требовал своего: отодвинувшись как можно дальше от импровизированной постели, я справила нужду, поняв, что до сих пор не чувствовала себя настолько униженной.

Сколько я протяну в таких условиях? А если у меня не останется сил выползать из соломы? Хоть бы ведро дал какое-нибудь…

И тут я поняла, что думаю совсем не о том. Мысли жертвы, смирившейся со своим положением, — а мне нужно встать, искать новые способы, как выбраться из ловушки, не сдаваться, ни в коем случае — не сдаваться.

Но все доводы были бессмысленны по одной простой причине: я не верила себе, и не чувствовала сил на сопротивление. Желание выжить было похоже на угасающую свечку. Огонек все меньше и меньше, свет тусклее.

Кажется, мне удалось уснуть, иначе я не могу объяснить то, что очередной визит маньяка стал для меня новой неожиданностью. Все повторилось — свет в лицо, его и мое молчание, от которого внутри все покрывалось ледяной коркой. Почему он прячется за маской? Какого цвета у него глаза? Я рисовала его в своем воображении и уродливым стариком, и молодым, красивым мужчиной, с ледяным взором.

— Выпусти меня, — заговорила я охрипшим голосом. — Я никому не расскажу, где была, клянусь, только отпусти.

— Зачем? — задал он вопрос, а я, несмотря на страх, удивилась:

— Я хочу жить.

— Так ли сильно ты этого хочешь?

Я глубже зарылась в солому, сгибая пальцы ног, и накрывая лицо руками, чтобы избавиться от слепившего света.

— Сильно.

— Ты ошибаешься, — ответил похититель и вышел.

Снова стало темно, и ощущение чего-то худшего --">