Нина Стожкова - Старая пластинка

жители этой восточной страны сделаны словно под копирку, как документы, которые она с пулеметной скоростью печатала на машинке. Только через несколько месяцев, всматриваясь в лица местных жителей, Лина начала понимать, как непохожи выходцы из разных районов Китая, как разнятся их лица, язык, одежда, еда…

Шестидесятые годы прошлого века странно уживались в этой стране с древними традициями. С одной стороны, иностранцев удивляла жестко регламентированная режимом Мао-Цзе-Дуна жизнь рядовых китайцев. Все чиновники страны носили френчи, все прочие жители довольствовались темными костюмами из х/б ткани и тряпичными тапочками. Велосипеды рядовых китайцев в часы пик наводняли узкие улочки Пекина, создавая угрозу редким пешеходам. С другой стороны, иностранцев поражала тысячелетняя культура Поднебесной, которая бесстрашно проступала сквозь мутноватые слои времени не только древними храмами и парками, но и диковинками блошиного рынка. На «блошинке» древность напоминала о себе то затейливым иероглифом, то резной лаковой брошкой, то загадочным камнем в кольце, то прелестной миниатюрой на рисовой бумаге. Лине так нравились все эти удивительные и, главное, недорогие безделушки, что она без колебания тратила на них изрядную часть своих небольших командировочных. С особым удовольствием темноволосая Лина заказала себе у седой китаянки короткое лиловое кимоно с ручной вышивкой, представляя, как стильно оно будет сочетаться с узкой юбкой, притягивая восхищенные мужские и завистливые женские взгляды на каком-нибудь приеме в Москве или даже в Западной Европе. Для полного счастья оставалось накопить денег на рыжую колонковую шубу – и тогда никто не скажет, что год в Китае прожит Линой зря.

Первое время ей даже некогда было скучать по родной московской коммуналке. Лина привыкала к новой жизни на другом краю света, жизни, столь не похожей на привычную московскую суету. Движение пластов времени здесь, в Китае, чувствовалось особенно остро. Не так давно, в 1949 году, была объявлена Китайская народная республика, столицу перенесли из Нанкина в Пекин, и провинциальный прежде город стремительно превращался в огромный мегаполис. Вместо брусчатки появился асфальт, который укладывали китайцы, работавшие буквально за миску риса, с улиц почти исчезли нищие попрошайки и велорикши. Между прочим, в то время разъезжать на этом колоритном транспорте дозволялось даже демократичным гражданам страны Советов. Ветераны советской колонии рассказывали, что в пятидесятые годы по пекинским улицам бегал не "вело", а самый настоящий рикша, тащивший на спине увесистую старуху, сбежавшую году этак в восемнадцатом из бурлившей России в Шанхай. Словом, экзотики в далекой восточной стране хватало, однако главным развлечением жителей советской колонии был поход в китайский ресторан.

Вообще-то "наверху" такой досуг не поощрялся, однако одно исключение все-таки было. "Пекинская утка"! Эту главную достопримечательность китайской столицы “компетентные органы” со скрипом включали в куцый список дозволенных развлечений. Когда кто-нибудь упоминал “Пекинскую утку”, старожилы колонии мечтательно улыбались, а новички с нетерпением предвкушали экзотический аттракцион, о котором впоследствии предстояло рассказывать на Родине до пенсии.

У Лины и нескольких ее коллег заканчивался срок загранкомандировки. Все считали дни до отъезда на Родину и резонно собирались поставить жирную и вкусную точку. Понятно, финал долгого пути нельзя было не отметить.

Наконец день прощального банкета настал.

В самой сердцевине шумной, нарядно разодетой компании Лина ввалилась в "Пекинскую утку", и важный, как буддийский божок, официант проводил гостей к столику в центре зала. Это место оказалось на редкость удачным. Неподалеку стояла знаменитая печь, в которой готовились те самые утки, и русские гости могли наблюдать, процесс, так сказать, во всех подробностях. Вначале им принесли несколько птиц на выбор. Компания остановила свой взор на самой жирной и большой утке, и повар поставил на ней особый штемпель. Потом их избранницу подвесили за ноги над костром из сандаловых веток, и она начала медленно покрываться румяной корочкой.

«Вот и я здесь, в Китае, обросла за пару лет жирком, как пекинская утка, а время скоро подсушит и сморщит мою нежную кожу, – с грустью подумала Лина, глядя на огонь в печи. – Мало ли таких, желанных и аппетитных «уток», мечтали о --">