Петр Николаевич Лащенко - Из боя - в бой

свыше 400 километров, они освободили более 350 населенных пунктов, вызволив из фашистской неволи тысячи советских людей. Многие воины соединения проявили при этом исключительную храбрость, высокое мужество и героизм, стоящий на грани самопожертвования…

Старые солдаты часто вспоминали потом, уже в мою бытность комдивом, и затяжные, изнурительные бои лета и осени 1942 года. Об одном из них, об отваге и стойкости бойцов и командиров 322-й я сам, кстати, читал в то время в «Правде», даже не подозревая, что спустя год судьба сведет меня с этими людьми. Позволю себе заодно пересказать и газетный репортаж, о котором упомянул.

В начале сентября 1942 года дивизия занимала оборону по восточному берегу реки Рессета. Немцы непрерывно атаковали ее позиции, стремясь расчленить боевые порядки полков и уничтожить их по частям. Более всего они беспокоили стрелковую роту лейтенанта Н. Гришаева. Та прикрывала лесную поляну, через которую легче всего, по разумению гитлеровцев, было прорваться в тыл дивизии.

Первые атаки противника стрелки отбили дружным огнем. Но командир роты был недоволен. Он ходил по траншеям и громко поругивал бойцов: «Испугались немцев, рано открыли стрельбу. Надо было подождать, пока фрицы выберутся на бугор, а потом уже расстреливать их в упор!»

Через некоторое время гитлеровцы вновь изготовились к атаке. Стоя в окопе, Гришаев внимательно наблюдал в бинокль за сосредоточением их сил. К нему один за другим подползали связные.

— Фрицы накапливаются в лощине, сейчас двинут на нас! — торопливо докладывал один. — Командир взвода просит разрешения открыть огонь.

— Без приказа не стрелять! — не оборачиваясь, отвечал Гришаев.

Связной исчезал, а его место занимал другой.

Услышав в третий раз об угрозе со стороны противника, Гришаев, к удивлению очередного связного, удовлетворенно произнес:

— И очень хорошо, что накапливаются. А теперь пусть наваливаются все разом!

Услышав такой ответ, молоденький боец недоуменно посмотрел на командира и пожал плечами. «Чего уж, мол, тут хорошего? — выражал его жест. — Сейчас стрелять нужно, потом поздно будет!»

Наконец гитлеровцы вскочили на ноги и с дикими криками и стрельбой побежали вперед. Стрелки на этот раз точно выполнили приказ командира роты, позволив им беспрепятственно высыпать из лощины на бугры. Немцы, предвкушая успех, уже устремились прямиком к поляне, когда по сигналу лейтенанта Гришаева заговорили три «максима» и трофейный пулемет. Они только что сменили позиции и теперь ударили внезапно, поливая свинцом все подступы к своей обороне. Достиг максимальной плотности и ружейно-автоматный огонь. Он был настолько губительным, что таявшие на глазах ряды гитлеровцев вновь откатились назад. Преследуя их, бойцы во главе с лейтенантом Гришаевым положили еще десяток-другой одуревших от страха и шнапса «завоевателей»…

К исходу третьего дня образумившийся противник прекратил бесплодные атаки.

— Теперь можно посчитать их потери, — предложил Гришаев прибывшему к ним в роту представителю политотдела дивизии. — Вам же нужны для сводок цифры?

Как только стемнело, оба командира в сопровождении нескольких бойцов крадучись направились к лощине, заваленной трупами вражеских солдат. Однако на полпути политработник сбился со счета и брезгливо махнул рукой.

— Пойдемте обратно, — сказал он. — Их тут до утра не пересчитаешь…

Так сражались на юго-западных подступах к столице воины 322-й. Мужая и закаляясь в боях, набираясь опыта и наращивая силу своих ударов, они и сами несли при этом серьезные потери: немцы сопротивлялись стойко и дрались яростно. Велик был урон и среди командного состава. Не говоря о взводных и ротных командирах — они выбывали из строя еще чаще, — через полгода в дивизии почти не осталось никого из командиров, назначенных в полки и батальоны перед их отправкой на фронт.

Гибли, разумеется, не все. Залечив раны, многие командиры возвращались в действующую армию и продолжали воевать потом в других соединениях и частях. Кое-кого списывали вчистую по контузиям и увечьям. Но немало было и таких, что сложили свои головы на земле, отбитой у врага.

Я не случайно коснулся здесь этой печальной статистики. События тех лет все дальше уходят в прошлое. Постепенно стирается в памяти многое, без чего не понять теперь неимоверно трудной обстановки, в которой приходилось воевать в ту пору. И кое-кто --">