Анатолий Николаевич Овчинников - Записки юного боцмана

именно: командир корабля — капитан-лейтенант; командир БЧ-5 (основная для нас — электромеханическая служба) — почему-то целый капитан 2 ранга, списанный на эту никчемную нестроевую посудину за какие-то провинности и допивавший свой срок до ранней пенсии; — и старлей — интендант-снабженец. Мичманов всего два: один тоже по снабжению, другой — главный боцман, достойный полного упоминания — Бруно Янович Рагулис — мой непосредственный начальник, почти никогда не вылезавший из своей каюты. Впрочем, и остальных мы видели только на утреннем подъеме флага. Ну, и нижних, так сказать, чинов десятка три разного срока службы (напомню, тогда на флоте срочную служили три года).

Автор сего рассказа состоял в должности старшего боцмана — командира отделения боцманской службы (боцман звучит круто, но в реале, по-простому, типа мальчик на побегушках: поднести, прибить, покрасить и т. п.), но без звания — просто матрос — я был из штрафников и даже старшего матроса (ефрейтора по сухопутному) мне не полагалось — об этом как-нибудь в другой раз.

Так вот. Помимо всего прочего на данном ковчеге имелось четыре сухих сауны на электрической тяге, легко приспособленные местными умельцами под русскую баню с помощью нагрева на ТЭНах кусков гранита соответствующего размера (гранит там везде). Ну, а настоящая русская баня предполагает веник как обязательный аксессуар. И вот кому-то из руководства то ли нашего родного корабля, то ли вообще в штабе дивизии пришла под флотскую фуражку светлая мысль: а не запастись ли нам банными вениками на год вперед? — благо, стояло северное лето с белыми ночами, а окрестные сопки были сплошь усеяны кустами карликовых берез.

И вот, согласно приказа вышестоящего командования в лице мичмана Рагулиса, который ради этого случая наконец-то вылез из своей каюты, все свободные смены команды «Ветлуги» отправились в сопки нарезать березовые прутья и вязать веники. Труда особого это занятие не составляло — так, забава, тем более, что сбор даров берёзы совпало по срокам с периодом созревания черники с брусникой, а также грибов типа подберезовиков.

Авральные работы длились несколько дней, результаты трудов матросиков сносились на корабль в так называемый форпик (огромное помещение в носу корабля для хранения всякого боцманского хлама — старых талрепов, тросов, досок, брусьев, лопат, мётел и т. п.), в результате чего он был забит «под самые помидоры» несколькими сотнями березовых веников.

«Усталые, но довольные» — как сказал бы классик — участники операции вернулись к исполнению своих непосредственных обязанностей. В том числе и я — старший боцман и счастливый обладатель ключей от всех корабельных «шхер» — кондеек, баталерок и от того самого форпика (как и ахтерпика) и даже от румпельного отделения — хотя корабль был без винта, но руль и рулевой механизм, который надо было периодически проворачивать — был.

Пропустим некоторое время, ну, дня два-три-четыре. Через эти N суток захожу я по своей боцманской надобности в форпик (допустим, чтобы отрезать 10 метров красной джутовой ковровой дорожки для обмена на пол-литра шила, то есть, спирта) и сразу понимаю, что чёт-та здесь не так… Уловил странный и подозрительный запашок и почуял телом некую излишнюю теплоту окружающей среды. На ту пору мне было всего лет 20 и я — городской житель — понятия не имел о коварных свойствах сырого сельхозматериала, тупо сваленного в кучи, и уж тем более о связанных с этим экзотермических реакциях. Но тут внезапно в глубинах сознания проснулась генетическая память пещерного предка, повелевшая: рой кучу веников!

В глубине оной я обнаружил не только явственно поднимавшийся дымок, но и изрядно побуревшую и довольно уже нагревшуюся листву — от недр этого березового вулкана ощущался жар. Произошло самовозгорание сырого материала. Ну, почти.

«Горим! Караул!» — успел подумать я про себя, и вся моя короткая на ту пору жизнь пронеслась перед глазами. Вот-вот может вспыхнуть (наверное), и пожар обязательно перекинется на весь окрестный хлам, а от него через переборку на соседние каюты и огонь пойдет гулять по кубрикам и каютам.

Сейчас мне никто не поверит о царящем тогда повальном бардаке на нашей, по крайней мере, «коробке», но за тот год, что я там обретался в боцманах, не помню ни единого учения по борьбе за живучесть корабля, в том числе и по противопожарным мероприятиям. Чисто теоретически на палубах были --">