Наби Даули - Жил-был на свете человек

насчет нужды - неправы люди. Ох, ошибаются! И Халим-абзый хлебнул ее, не приведи аллах. Чего только не перевидела, не пережила деревня на его-то веку! Все было - и нищета, и голод, и позор, и унижения... Бедность полновластной хозяйкой восседала в почетном углу его жалкой лачуги и из рук вырывала насущный кусок.

А в год коллективизации, как только записался Халим в колхоз, в первую же ночь пустили на его избенку "красного петуха". Пламя в один миг слизнуло немудрящее деревянно-соломенное хозяйство вместе с плетневой изгородью. Так и не узнали, чьих рук это было дело. Только потом не раз доходило до слуха Халима: "Вот так-то оно бывает... Это тебе "первый подарок" за вступление в колхоз. Дома лишился, теперь береги головушку..." Может, и на самого бы замахнулись, ладно - быстро окоротили руки кулакам да подкулачникам. Колхоз встал на ноги.

Мало ли чего еще пережила деревня! А тот тяжелый год, когда суховей выжег все поля и луга? Черной бедой накатился голод. Сколько народу покинуло тогда сельские места... А Халим со своей женой хоть и ел лебеду, а от родного аула - ни на шаг.

Так и жили. Годы брали свое. Перед самой Великой Отечественной умерла жена. Детей у них не было. И остался Халим вдовцом, один как перст. И с того дня вдруг постарел сразу, прямо на глазах сдал. И когда успел поседеть, когда ссутулился?.. Вот что значит жизнь! Соседи молча жалели его, сочувствовали. Со временем стали называть уважительно: Халим-бабай. Дедушка, значит. Жалким старичком тоже называли. Однако он еще не был таким уж жалким.

Потихоньку продолжал Халим-абзый ухаживать за лошадьми на конном дворе. Но и тут судьба обошлась с ним не слишком ласково. Как собственных детей, пестовал он резвых молодых коней... А их вдруг откомиссовали, забрали на войну. Сельчане, бывало, плакали горькими слезами, провожая своих сыновей на войну. Придет с фронта письмо - не нарадуются. А что оставалось делать старому Халиму? Его кони - тоже на фронте! Кто о них ему сообщит, кто от них весточку пришлет? Живая тварь, она ведь тоже как преданный друг, как попутчик в жизни. А лошадь - тем более. Она же только разговаривать не умеет. А все понимает - и слово, и ласку. Глянет своими красивыми глазами, улыбнется. Будто благодарит.

Тяжелые, бессонные ночи напролет думал Халим-абзый про своих гривастых питомцев. И где теперь его Сокол? Пушку ли тащит в упряжке или, может, издыхает от ран... А та, веселая озорница Звездочка? До чего хитра была, чертовка! Подойди к ней с хомутом в руках - опустит голову, глянет на тебя эдак мягко, умоляюще, мол, ах, пожалел бы ты меня, не запрягал бы сегодня, неможется мне... А что теперь с той Молнией? Ну и горячий был конек. Не успеешь поднести хомут, он уже голову просунул. А ну, мол, давай, куда тебя прокатить с ветерком?.. В оглобли входит - аж приплясывает. А уж запряг держи вожжи крепче! Как встрепенется, мотнет шелковистой гривой, взыграет всем своим изящным телом и птицей устремится вперед. Одно слово - Молния! Этого и смерть не возьмет. Надо попросить после войны, чтобы дали нам с ним повидаться. Да самому комиссару можно написать, чтобы вернули обратно нашего солдата в родной колхоз. А что? Могут и вернуть. Вернут!..

О аллах, кто же думал, что эта кровавая страда затянется так надолго! Старый Халим, вот он, возвращается из города. Что-то порядочно приотстал от своих спутников...

Как же оно началось-то, это хождение в город?

Как-то однажды завернули к Халиму на дом женщины. Может, вспомнили про почтенного односельчанина, решили проведать, узнать, как поживает, дни коротает. Холодно, неуютно было в доме у старика. Откуда они могут быть у одинокого, уют да радость? Без хозяйки дом - сирота! Тем более в войну. Топить нечем, с едой перебивается кое-как, а про одежду да обувь и мечтать не приходится.

Хозяин был занят делом: ладил новенькие санки. В эту зиму он их наделал уйму. Тому за деньги продаст, другому - в обмен на что-нибудь. Сироткам, малышам соседей, павших на войне, и за так преподнесет. Мол, может, добром отплатишь, когда в мужики вымахнешь... Мастер он был не ахти какой, а все же умение пригодилось...

Увидев в дверях неожиданных гостей, Халим было растерялся. "Уж не весть ли какую черную несут?" - екнуло сердце. Но на лицах у женщин ничего такого не увидел.

Сперва, ясное дело, поговорили о радостных делах на фронте. Все они уже знали, как, спотыкаясь, падает фашистская нечисть, отступая под ударами наших войск. Но все равно приятно было каждому еще раз --">