Рафаил Михайлович Зотов - Рассказы о походах 1812-го и 1813-го годов, прапорщика санктпетербургского ополчения

Башуцкий был нашим учителем; — быстрые успехи учения превзошли все ожидания. — Только с Русским народом можно сделать такие чудеса.

30-го Августа в Александров день весь Петербург был взволнован известием о Бородинской битве. В тогдашних обстоятельствах должно было ее счесть за большую победу, — и всеобщий восторг доходил до исступления. — Одно только показалось нам очень обидно. Все знакомые, встречавшиеся в тот день, говорили нам ополченным: «не надо вас больше! не надо! после Бородина Французы убегут из России!» Как ни радостна была мысль о таком скором освобождении отечества, но самолюбию нашему было очень больно: скинуть блестящий мундир и воротиться к скромной канцелярской чернильнице, не вынув ни разу военной шпаги из ножен и не понюхав пороха. — Еще помню, как я в этот день явился в Невский монастырь к обедне и, хотя ожидали немедленного прибытия Императорской Фамилии, но меня беспрепятственно впустили в церковь. Какая торжественная привилегия золотым эполетам!

— Караульный Офицер заметил мне правда, что в такой день не ловко быть в сюртуке (а мундир у меня не поспел), — и что я напрасно завязал галстук бантиком спереди, — но в жару тогдашнего времени никто кроме него не обратил и внимания на меня. Одни знакомые восхищались моим нарядом. — Ввечеру давали на Малом театре первое представление новой драмы: всеобщее ополчение, и подобного успеха, подобного восторга верно никто не видал ни при одной пьесе.

На другой день, поучившись еще раз хорошенько всем церемониальным маневрам, мы 1-го Сентября отправились на Исакиевскую и Дворцовую площадь, Тут Митрополит, отслужив молебствие, освятил наше знамя ^[3], окропил нас святою водою, Государь Император объехал наши ряды, — и мы потом пошли мимо Него скорым шагом пополувзводно, оглашая воздух искренним и радостным: ура! — 3-го числа выступила уже первая половина ополчения в поход, — а 5-го и наша колонна. — Как памятен еще и теперь этот день! На обширном Семеновском плац-параде собрались мы. День был теплый и прекрасный. Стечение народа бесчисленное. Уже перестали тогда говорить, что нас не надо, потому что и после Бородино Русская армия продолжала отступать следственно наша вооруженная масса, которая на городской площади казалась очень сильною, имела вид довольно важный. — В 9-ть часов утра прибыл к нам и Государь в сопровождении Военного Министра и Английского Посла. — Сам Император скомандовал нам построиться в колонны и на молитву, сошел с лошади, подошел к Митрополиту, ожидавшему его с многочисленным духовенством, приложился ко кресту, и молебен начался. Когда же Протодьякон возгласил: паки и паки преклонша колена! — Государь, Духовенство и все колонны ополчения преклонили колена с теплою, сердечною мольбою за успех праведной брани. Когда молебен кончился, Митрополит произнес к воинам краткую речь, благословил их иконою Св. Александра Невского, вручил ее Генералу Бегичеву (командовавшему всею выступавшею в тот день колонною), — и все единогласно закричали, что рады умереть за Веру и Царя! — Тут Митрополит пошел по рядам воинов и окроплял их святою водою потом Государь Император, сев на лошадь, сам снова скомандовал на плечо и на марш — и все двинулись мимо его с беспрерывными криками; ура! Когда все взводы прошли мимо Государя, он снова обогнал их и пред передним сказал краткую, но сильную речь, которою изъявил всю свою уверенность и надежду на верность и мужество воинов. — Ура! не умолкало. — Все были в радостном исступлении. — Немногие только заметили, что Император в печальном расположены духа, и что даже во время коленопреклонения при молебне глаза Его омочены были слезами. — Из нас никто тогда еще не знал о бедствии, постигшем Россию. Один Государь и приближенные его знали это горестное событие, — но, чтоб не привести в безвременное уныние выступающие войска и народ, скрыли на одни сутки эту народную беду. — Москва была уже в руках неприятеля!

Мудрено ли же, что Государь, не предвидя, какое окончание будет иметь ужасная эта война, скорбел в душе как отец о участи миллионов детей своих, вверенных ему промыслом? Мудрено ли, что отправляя на брань последнюю горсть воинов, Он, преклоняя колено пред Всемогущим, проливал слезы о участи, постигшей тысячи жертв, павших и долженствующих еще пасть за спасение отчизны? Велики были те слезы Монарха; глубоки те высокие чувства, которые его одушевляли в эту минуту! Он видел --">