Геннадий Мартович Прашкевич - Жюль Верн

еще более прагматичным советским литературным критикам. С их легкой, точнее, не очень легкой руки сложилось представление, что заглядывать советским фантастам в далекое будущее — дело бессмысленное, ненужное. Партия всё знает, партия всё укажет! Незачем писателям отвлекаться на какие-то пустые мечтания. Ну, если уж вам очень хочется прослыть смелым предсказателем будущего, опишите трактор, который будет на пару сотен лошадиных сил мощнее уже работающих, или поднимите самолет не на три тысячи метров, а на все десять, или дайте читателям описание орудия, которое бьет не на тридцать километров, а на все сто!

В 1958 году, выступая на Всероссийском совещании по научно-фантастической и приключенческой литературе, писатель-фантаст Г.И. Гуревич не без горечи говорил:

«Пожалуй, самой распространенной в писательской среде являлась и является "теория ближней фантастики" («ближнего прицела». — Г.П.). Сторонники ее призывали держаться ближе к жизни. Ближе понималось не идейно, а формально: ближе во времени, ближе территориально. Призывали писателей фантазировать в пределах пятилетнего плана, держаться на грани возможного, твердо стоять на Земле и не улетать в космос. С гордостью говорилось о том, что количество космических фантазий у нас сокращается. По существу, это было литературное самоубийство. У фантастики отбиралось самое сильное оружие — удивительность…

Но жизнь опередила таких писателей.

Пока мы ползали "на грани возможного", создавая рассказы о новых сверхсильных плугах и немнущихся брюках, ученые проектировали атомные электростанции и искусственные спутники Земли. Фантастика отставала от действительности.

Я помню, как однажды на писательском собрании, где "ближняя" фантастика, в прямом смысле этого слова, буквально торжествовала, вышел на трибуну читатель — офицер-артиллерист — и сказал с недоумением: "Товарищи, я что-то не понимаю. У нас в армии есть артиллерия ближнего боя, есть артиллерия дальнего действия. Они выполняют разные задачи, но ведь обе нужны!" И хотя литераторы посмеивались, прав был именно этот читатель, а не теоретики всяких ограничений…»

Позже, поясняя свою мысль, Георгий Иосифович писал: «В литературе, в отличие от шахмат, переход из мастеров в гроссмейстеры зависит не только от мастерства. Тут надо явиться в мир с каким-то личным откровением. Что-то сообщить о человеке человечеству. Например, Тургенев открыл, что люди (из людской) — тоже люди. Толстой объявил, что мужики — соль земли, что они делают историю, решают мир и войну, а правители — пена, только играют в управление. Что делать? Бунтовать! — объявил Чернышевский. А Достоевский открыл, что бунтовать бесполезно. Человек слишком сложен, нет для всех общего счастья. Каждому нужен свой ключик, сочувствие, любовь. Любовь отцветающей женщины открыл Бальзак, а Ремарк — мужскую дружбу и т. д.»^[3].

А что нового сказал миру Жюль Верн?

5

Эмиль Золя откровенно издевался над коллегой:

«Наряду с Эркманом-Шатрианом упомяну о Жюле Верне.

Этот последний не пишет, собственно говоря, романов; он драматизирует науку, он пускается в фантастические бредни, опираясь на новые научные данные. В сущности, это, конечно, романы, и романы еще более неправдоподобные и фантастические, чем наши. Публике нравится эта забавная популяризация науки. Я не стану разбирать этого рода произведений, долженствующих, по-моему, исказить все познания детей. Я со своей стороны отдаю предпочтение "Мальчику-с-пальчику" и "Спящей красавице". Но я вынужден засвидетельствовать о их невероятном успехе. Произведения Жюля Верна, несомненно, всего более покупаются в настоящее время во Франции. Каждая из его книг: "Cinq semaines en ballon", "Le Tour du monde en 80 jours", "Les Fils du capitaine Grant" и другие — расходились в количестве ста тысяч экземпляров. Их увидишь в руках всех детей, им отводится место во всех семейных библиотеках, что и объясняет их сильный сбыт. Впрочем, они не имеют никакого значения в современном литературном движении. Азбуки и требники продаются в таком же громадном числе»^[4].

Азбуки и требники. Звучит чрезвычайно обидно.

Другие, не менее суровые, критики дивились внешней нелепости гипотез, предлагаемых Жюлем Верном.

Открытое море — на Южном полюсе.

Вулканические земли — на полюсе Северном.

Обитаемые пустоты — в горячих глубинах земного шара.

Межпланетный полет — в чреве алюминиевого --">