Роже Авермат - Рубенс

Роже Авермат Рубенс

ВВЕДЕНИЕ

Искусство — это та могучая сила, которая во все времена объединяет народы в их общем стремлении к прекрасному. Иногда искусство воплощается в монументальных творениях, как правило, безымянных, иногда в произведениях, созданных одним творцом, таким, как Рубенс, чье имя звездой первой величины блистает на сияющем небосводе живописи. Неутомимый художник Рубенс принимал участие и в политической жизни своего времени, но хоть он и любил играть роль дипломата, эта игра меркнет перед величием его творческого гения. Я счастлив, что могу представить Рубенса русским читателям.

* * *

В страну, разоренную многолетней войной, возвращается художник, восемь лет проживший вне ее пределов. Он выехал за границу на заре своей деятельности. Теперь ему тридцать три года^[1]. В родной стране он сразу выдвигается на первое место среди своих собратьев и затмевает их всех, хотя в городе, куда он возвратился, работает много художников. Его забрасывают заказами, к нему стекаются ученики. Ему помогают одаренные сотрудники — каждый большой мастер в своей области искусства. Он использует их умение, но сознательно опрокидывает все их художественные представления, играючи вовлекая их в вакханалию своего воображения. Стоит ему захотеть активно заняться политической деятельностью — и он становится дипломатом, даже против воли тех, кто в конце концов вынужден прибегнуть к его услугам. Достигнув богатства, почета, получив дворянский титул, он бывает в обществе королей, принцев и министров. А последние годы проводит на лоне сельской идиллии, как знатный вельможа, чуть пресыщенный жизнью, вероятно, чтобы вкусить высшее наслаждение — подняться над мирской суетой.

Таков был Рубенс.

Он хотел добиться успеха и блистательно осуществил свое желание. И что самое удивительное — успех сопутствовал ему и после его смерти. Прижизненная слава Рубенса была так велика, что в отблеске его имени тусклое царствование эрцгерцога Альберта^[2] и его жены Изабеллы начало казаться великой эпохой. Но мало этого. В волшебном мире живописи Рубенс занимает с той поры одно из самых почетных мест.

О Рубенсе много писали. Его творчество изучали и увлеченно, и трезво, и с энтузиазмом. Проницательные исследователи измеряли масштабы его влияния. Многочисленные биографы Рубенса пытались — а такой благодарный случай и в самом деле было жаль упускать — разгадать человека, чтобы объяснить творчество. Но под впечатлением творчества они всегда начинали проявлять досадную склонность к преувеличению, и легенда быстро взяла верх над исторической правдой. Пошли в ход первые вымыслы, в изобилии посыпались недостоверные подробности. А так как эти подробности способствовали обожествлению художника, позднейшие биографы часто подхватывали слухи без всякой проверки. Стоит ли напоминать, какой шум поднялся в XIX веке, когда в результате изысканий Бакхейзена ван дер Бринка ^[3] маленький городок Зиген был объявлен родным городом художника? До той поры эту честь оспаривали друг у друга Кёльн и Антверпен. Бельгийские историки искусства и критики Пьер Женар, Бартелеми Дюмортье, Ф.-И. ван ден Бранден, Макс Росес^[4] и другие, прибегая к хитроумным словесным уловкам, с трогательной недобросовестностью настаивали на правах Антверпена, меж тем как доктор Л. Эннен^[5] ринулся в бой, защищая приоритет Кёльна! В течение долгих лет дощечка, прибитая к разрушенному дому Рубенса на улице Ваппер^[6], беззастенчиво утверждала, будто художник родился в Антверпене, и только после того, как, воздав запоздалую дань рубенсовской легенде, антверпенцы построили новехонький «дом Рубенса», ложная надпись исчезла.

Другим поводом для преувеличений, к которым любят прибегать биографы Рубенса, стала смерть его первой жены. В любом труде можно прочитать, как безмерна была скорбь художника. Некоторые авторы даже утверждают, что он на время удалился в аббатство св. Михаила, где Изабеллу Брант погребли --">