Григорий Исаакович Ревзин - Ян Жижка

Григорий Исаакович Ревзин ЯН ЖИЖКА

„…Все массовые движения средних веков выступали всегда в религиозном облачении, являясь как бы восстановлением раннего христианства, его спасением от наступившего вырождения; но всякий раз за религиозной экзальтацией скрывались очень осязательные мирские интересы. Ярче всего это обнаружилось в организации богемских таборитов под руководством достославной памяти Яна Жижки…“

К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XVI, ч. II, стр. 410.

„Революционная оппозиция против феодализма проходит через все средневековье. В зависимости от условий времени она выступает то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания“.

К, Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. VIII, стр. 128–129.

„Чехи и словаки, два братских народа, члены великой славянской семьи, жили уже тысячу лет тому назад вместе в одном государстве… Они первые в Европе, в огне гуситской революции, сделали своим знаменем идеи свободы убеждений, народовластия, социальной справедливости“.

Из Конституции Народно-демократической Чехословацкой Республики (9 июня 1948 г).

I. ВРАГ МОЕГО ВРАГА — МОЙ ДРУГ

Крадучись между деревьев, прячась в густых зарослях, человек вышел на лесную опушку.

Был он немолод — лет сорока, невысок, коренаст. Из распахнутой поддевки домотканного сукна выпирала могучая грудь. На крепкой шее — большая, словно вырубленная топором, коротко остриженная голова. Большой нос, толстые губы. На польский манер, ниже бритого подбородка свисали черные усы.

Глаза, карие, умные, ни на миг не терявшие властного и гордого выражения, скрашивали эти несколько тяжелые черты.

Вышедшего из лесу можно было принять за крепостного, которого укрыл от панской неволи дремучий чешский бор. В ту пору, в начале XV века, немало таких беглецов бродило по горам и лесным дебрям Чехии.

Но нет, то не был простолюдин: на разбитых, измазанных грязью сапогах поблескивали рыцарские шпоры, у пояса висел короткий меч.

Рыцарь добрался до могучего дуба у края дороги, прильнул к нему. С опаской глядел он по сторонам из-под густой сени ветвей.

— Ни души, — вздохнул, наконец, облегченно. — Там, внизу, может, засада?..

В глубине лежала залитая лунным светом долина, опоясанная лесистыми холмами южной Чехии. Вокруг замшелой церковки мирно спали семь убогих хат. Чуть забылись под луною небольшие пруды. Поодаль, на пригорке, — обнесенный частоколом, ветхий деревянный замок.

Деревушка звалась Троцнов. Принадлежала она захудалому роду троцновских дворян.

Путник втянул полной грудью благоухание зацветшего троцновского луга. Здесь, среди этих холмов, протекла вся его жизнь.

Ян Жижка, рыцарь и сын рыцаря, пришел в родные места после долгой с ними разлуки. Вот уж год его неотступно преследуют по всей округе отряды Генриха Розенберга, богатейшего чешского феодала и первого сановника королевства — в прошлом Наивысшего бурграфа.

Между рыцарем и могущественным паном шла кровавая распря. Началось с того, что пану Генриху приглянулся Троцнов. Деревушка лежала в самом сердце обширных владений пана. Феодал предложил Яну Жижке, старшему в роде, продать ему деревушку. Рыцарь и слышать о том не хотел.

Тогда пан Генрих набавил цену — раз и другой.

Вдовый Жижка жил с младшим братом Ярославом, теткой, сестрой и дочерью в большой нужде. Несколько сотен коп пражских грошей^[1] дали бы ему и семье его довольство и сытость. Розенберг посулил братьям еще и службу в его отрядах. Замолви вельможный пан словечко — и оба рыцаря могли бы наняться и того выгоднее: стать под знамена стольного града Праги или найти себе ратное дело при иностранном дворе, как то было в обычае беспоместных чешских дворян.

Но на троцновском погосте покоились мать, жена и отец Жижки. Подобно отцу своему, рыцарь Ян вот уж двадцать лет пахал своими руками троцновскую землю и (вместе с братом и пятнадцатью обязанными ему барщиной крестьянами убирал скудные ее урожаи.

Как было покинуть дедину?^[2] Добровольно отдать ее чужаку?

Рыцарь указал посредникам Розенберга на дверь.

Могущественный пан не привык встречать отказа своим желаниям. Он не на шутку разгневался. На свет появились подложные записи в дворовых досках. --">