Юрий Ильич Дружников - Пушкин. Изнанка роковой интриги

Юрий Дружников Пушкин. Изнанка роковой интриги

Какого роста был Пушкин, или Александр Сергеевич почти по Фрейду

Назойливая опечатка

Никто специально о росте «центрального», по выражению Ивана Тургенева, русского поэта еще не писал. «Пушкин был невысок», «Поэт был маленького роста», – встречаем то и дело в мемуарах его современников. Есть сравнения: «Перед конторкою, – увидел Пушкина первый раз Ксенофонт Полевой, – стоял человек, немного превышающий эту конторку, худощавый, с резкими морщинами на лице, с широкими бакенбардами, покрывавшими всю нижнюю часть его щек и подбородка, с тучею кудрявых волосов»^[1]. А какого именно роста он был? До нас дошли два указания современников, сделанные походя.

Первое оставил его младший брат Лев Сергеевич: «Пушкин был собою дурен, но лицо его было выразительно и одушевленно; ростом он был мал (в нем было с небольшим пять вершков), но тонок и сложен необыкновенно крепко и соразмерно»^[2]. Получается, рост Пушкина… 22 сантиметра с небольшим. Что-то тут, в издании «Пушкин в воспоминаниях современников» 1998 года, не так, хотя оно и называется дополненным. В предыдущих изданиях (1985 и 1974 годов) – та же ошибка. Двигаемся «в глубь веков». Есть она в томе «Пушкин в воспоминаниях современников» (1950), в 1936 году была издана книга «Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников» С.Я. Гессена, который сделал «ряд исправлений и дополнений» по архивной копии. Но ошибка осталась. Есть она у В.В. Вересаева в книге «Пушкин в жизни» (1936) и у М.А. Цявловского в «Книге воспоминаний о Пушкине» (1931). Академик Леонид Майков нашел в бумагах Павла Анненкова текст этих воспоминаний и напечатал в своей книге «Пушкин», вышедшей сто лет назад^[3]. И тут «пять вершков», а Лев Пушкин, безусловно, имел в виду «2 аршина 5 вершков».

Свои воспоминания брат поэта «набросал» (выражение Майкова) лично, а опубликовал их Михаил Погодин в журнале «Москвитянин» в 1853 году. В той публикации не только «два аршина» пропущены, но и сам Лев Сергеевич назван Шушкиным. Анненков, писавший первую биографию поэта, ошибся, сказав, что Лев написал свои заметки в начале пятидесятых. Еще в 1846 году в Одессу, где тогда в таможне служил младший Пушкин, приезжал Погодин, и они встречались. В дневнике Погодин записал: «Надо непременно бы собрать теперь все подробности, скажу, кстати, о жизни, образе мыслей и действий нашего славного Пушкина, пока живы столько современников, которые его помнят хорошо…»^[4]. Именно Погодин просил брата поэта «повспоминать», и тот написал как бог на душу положил.

Левушка, или Леон, как звали его отец с матерью, он же Лайен, учился в нескольких заведениях, ни одного не окончил. В департамент духовных дел, где он протирал штаны, протолкнул его Александр Тургенев. То чиновник, то военный, то бездельник и всегда большой любитель застолья, ветреник Левушка получал от поэта множество наставлений и, сопровождаемый понуканиями, занимался его делами: устройством рукописей, которые терял, получением гонораров с непременным их пропитием. В армии Лев участвовал в подавлении чеченцев: Лев обыкновенно заглядывает по палаткам, и, где едят или пьют, он там, везде садится, ест и пьет, как вспоминал в «Записках декабриста» Николай Лорер. Лев Сергеевич рекламировал стихи и подвиги брата, но и не раз подводил его. Ростом был ниже, чем старший брат.

В официальном культе великого поэта, распространяющемся и на родственников, Лев Пушкин восхваляется как обладавший безукоризненным вкусом в поэзии. У знавших же его лично (сошлюсь на Якова Полонского) были серьезные подозрения, что младший брат сам сочинял порностишки, которые выдавал за стихи поэта. Вересаев называет Льва ярким представителем «тунеядного, бездельного барства и того мотыльково-легкого отношения к жизни, которое отличало всех близких родственников Пушкина»^[5]. Незадолго до известной дуэли, когда поэт, будучи сам в долгах, не мог оплачивать загулы младшего брата, отношения их вообще прервались: «Я полностью порвал со своей семьей, – жаловался Лев в письме к приятелю. – Отец мой оставляет меня подыхать с голоду, а моему брату на… на меня»^[6].

В воспоминаниях Льва Сергеевича ошибок немало. Первым на них обратил внимание В. Гаевский. В «Отечественных записках» (1853, т. 89) он иронизировал, что Лев пустил утку, будто Пушкин восьми лет от роду сочинил пьесу. Путаница с датами в мемуарах брата тоже имеет место, --">