Станислав Леонидович Сенькин - Картонное небо. Исповедь церковного бунтаря

Станислав Сенькин Картонное небо. Исповедь церковного бунтаря

© Сенькин С.Л., 2018

© ООО «Яуза-каталог», 2018

* * *

Эта книга представит интерес как для критиков православного учения, так и для его апологетов

Новейшая история грехов

Сия книга задумывалась как развёрнутое творческое объяснение для моего читателя, что именно происходило со мной после отъезда с Афона. Как я жил, как, с каким настроением работал над своими книгами, как вошёл в отрицание вплоть до балансирования на грани разрыва с церковью и как пережил весь этот сложный жизненный период. И куда, в каком направлении собираюсь теперь идти. Но книга будет интересной не только знающему мою историю читателю, но и любому интересующемуся православием человеку. Причём интерес она представит как для критиков православного учения, так и для его апологетов. Ибо от избытка сердца глаголют уста, и эта книга написана от избытка моих чувств, служа напоминанием о той шаткой невидимой грани, что отделяет веру от безверия и праведность от нечестия – для апологетов учения. А для критиков припасено много кровоточивых воспоминаний о боли и страдании, о религиозной лжесвободе и о страхе смерти – камне, положенном в углу фундамента любой религиозности. Думаю, что книга доставит удовольствие и человеку, постороннему околоправославию, потому как повествует о психологии бунта, что применимо к любой человеческой деятельности.

Всё, что нужно знать постороннему теме человеку – я прожил восемь лет в монастырских стенах, из них три последних на святой горе Афон. Десять лет моей жизни в миру ознаменовались рождением новой православной звезды, литературными премиями и большими тиражами, когда написанные мною книги по теме религии били рекорды продаж в лавках православных храмов. Но вновь родившаяся звезда сорвалась с пьедестала и полетела «во тьму», как это казалось православному сообществу, оставляя в падении шлейф алкогольных скандалов. Это падение, за которым можно было наблюдать через интернет, длилось лет пять, и казалось, что я сам себя закопал так глубоко, что меня никто уже из-под земли не вытянет. Но я всё ещё жив, стою крепко на этой земле обеими ногами и наконец созрел для серьёзного разговора.

Я всегда чувствовал ответственность перед своим читателем, но только сейчас впервые исповедуюсь перед вами, поскольку проблемы с алкоголем, слава богу, были решены и душа моя возвратилась к благоразумию. Обычный православный миф трактует моё поведение как грехопадение и отпадение от истины в греховную тьму. Так и казалось. Некоторые мои читателя плакали обо мне – «утянул лукавый, Господи помилуй!». Но я свидетельствую – всё это «грехопадение» можно рассматривать только исключительно как последствия алкоголизма, что не щадит ни верующих, ни атеистов, ни агностиков.

Когда я писал свои книги – прежде всего строил карьеру православного писателя и построил бы, если б не проблемы с алкоголем. То есть верность определённому учению возрастала бы по клерикальному сценарию – эта «верность» стала бы фундаментом моего личного благосостояния. Поэтому и верен, потому что сыт. Где хорошо, там и родина. Возможно, я бы сейчас написал много интересных книжек и занял своё место на православном Олимпе – не бог весть что, но своё место среди миллионов неприкаянных россиян, что уже есть индивидуальное благо. Православные бы укрепляли дух моими статьями на ортодоксальных порталах и с обожанием зала́йкивали бы мои фото в соцсетях. Скучал бы, поучая других весёлыми байками, и позировал бы с постным лицом на фоне храмов и монастырей, не отказывая паломникам в селфи. Ловил бы восхищённые отзывы православных тётенек и витиевато подписывал бы свои книги «на молитвенную память». Православный рынок достаточно большой, чтобы прокормить себя и свою семью. Публицистика, литература, сценарии – душеспасительное враньё в обмен на своё скромное место православного писателя. Это было бы благоразумно, хоть и скучно. Нужно было всегда держаться в православных границах и всегда быть готовым демонстрировать свою православность перед другими. Вставить в ум невидимый одобренный отцами чип, контролирующий речь и поступки. И свидетельствовать перед «своими» – смотрите, я «свой», воцерковлённый. У меня борода, причёска под горшок, у меня витиеватая речь с вкраплениями церковнославянского. Свой я, свой, и книжки у меня свои. --">