Лев Иванович Гумилевский - Вернадский

Вернадский

I ТАЙНЫ МИРОЗДАНИЯ

Глава 1 ГЕНЕЗИС МИНЕРАЛОВ И ИДЕЙ

Корни всякого открытия лежат далеко в глубине, и как волны, бьющиеся с разбегу на берег, много раз плещется человеческая мысль около подготовляемого открытия, пока придет девятый вал^[1].

В самом конце прошлого века английский натуралист доктор Карутерс наблюдал над Красным морем грандиозное переселение саранчи с берегов Северной Африки в Аравию. В течение трех дней плотные тучи насекомых, закрывая солнце и производя тревожный шум, непрерывно проносились над головой наблюдателя. Обычное в этих местах, часто повторяющееся явление поразило Карутерса своими размерами, и он решил определить количество насекомых в одной из туч, пролетевшей над ним 25 ноября 1889 года.

Оказалось, что туча занимала пространство в 5967 квадратных километров и весила 44 миллиона тонн.

Сообщение Карутерса о сделанном им расчете появилось в 41-м томе английского журнала «Природа» за 1890 год. Специалисты-энтомологи, в том числе и крупнейший из них, Давид Шарп, обсуждавшие заметку в журнале, не нашли в сообщении Карутерса ничего необыкновенного.

Не нашел в кем сначала ничего особенного и постоянный русский читатель журнала – приват-доцент Московского университета по кафедре минералогии Владимир Иванович Вернадский. Он разбирал тогда коллекции в минералогическом кабинете университета, а кусочками свободного времени пользовался для просмотра накопившихся за лето журналов.

Человек, интересовавшийся решительно всем на свете, Владимир Иванович прочитал заметку Карутерса с простым любопытством и перевернул страницу, но затем быстро возвратился назад: ему показалось, что была какая-то связь между тем, что он прочел, и тем, что он делал. Странное ощущение мгновенно явилось и мгновенно исчезло: усилиями сознания вызвать вновь его не удалось.

Служители в длинных темных мундирах с синими стоячими воротниками внесли тяжелый ящик и опустили его у ног Вернадского. Шедший сзади них помощник Вернадского, Евгений Диодорович Кислаковский, указал на стул, где лежали топор, молоток и клещи:

– Открывайте, ребята, только осторожнее!

Пока служители снимали свои мундиры, засучивали рукава ситцевых рубах, он подошел к столу. Владимир Иванович пододвинул ему журнал.

– Ну, что вы скажете о расчете Карутерса? Сорок четыре миллиона тонн движется по воздуху с места на место, а ведь это без малого вес всего количества меди, свинца и цинка, добытых человечеством за девятнадцатый век!

Наклонив белокурую голову над столом, Кислаковский долго разбирал текст и, наконец, разобравшись, заметил:

– Цифры проверить бы надо! У них опечаток тоже достаточно.

Служители отодрали доски, которые скрипели и визжали на гвоздях. Открытый ящик занимал помощника больше, чем саранча. Он бросил журнал и стал вынимать из ящика завернутые в бумагу камни. Раскрывая их, он кричал:

– Горный хрусталь! Какие кристаллы, Владимир Иванович! А это откуда? Смотрите, природная железная роза! Первый раз вижу… А тут, как в гнезде яички, – кальцит, да? Взгляните, Владимир Иванович, верно? А вот топаз так уж топаз…

Сверкающие камни один за другим ложились на стол.

Владимир Иванович отодвинул их в сторону, взял из стопки заготовленных для коллекций карточек одну и стал выписывать данные Карутерса. Пометив страницу, том, год и название журнала, он бережно снял чернила тугим пресс-папье и положил карточку в боковой карман. Помощник, следя за ним, несмело сказал:

– А зачем это нам, Владимир Иванович, ведь мы не энтомологи, не физиологи, не биологи…

Владимир Иванович быстро встал.

– Да, мы с вами не биологи, но тут, – он приложил руку к карману, – есть какая-то мысль! А из истории науки и опыта я знаю, какие неожиданные последствия бывают от случайно брошенной мысли, если она коснется ума и воли искренней человеческой личности в нужный момент… Один такой случай нередко оправдывает всю жизнь!

Эта постоянная, неизменная во всех случаях жизни настроенность молодого ученого на высокое, обобщающее мышление составляла самую характерную черту Вернадского. Она была присуща ему, как уверенная походка, негорбящийся стан, легкость движений, и все-таки удивляла окружающих.

Он говорил раздельно, негромко, держа руку на груди, но служители перестали драть из досок визжащие гвозди, а помощник впервые увидел, как строен, изящен, пронизан --">