Борис Алексеевич Суворин - Героическая эпоха Добровольческой армии 1917—1918 гг.

Борис Суворин Героическая эпоха Добровольческой армии 1917–1918 гг

Предисловие

Четыре года разделяют нас от того дня, когда безумная чернь, предводительствуемая кучкой фанатиков и пришлых, чуждых России, захватчиков власти, воцарилась над нашей несчастной, потрясенной бездарной революцией, Родиной.

С тех пор мне пришлось связать свою жизнь с той Армией, которая три года честно боролась против красного засилья на Юге России. Мы знали и радость победы и горечь тяжких разочарований.

Эти три года можно разделить на три определенных периода. Первый героический период эпопеи ген. Алексеева и ген. Корнилова, который закончился вторым Кубанским походом и смертью основателя Армии ген. Алексеева, второй период борьбы ген. Деникина и третий борьбы ген. Врангеля в Крыму.

Есть и четвертый период великого страстотерпения Армии на чужбине.

В этой книге я касаюсь только первого периода – основания Армии, первого легендарного Кубанского похода и событий с ноября 1917 г. по ноябрь 1918 г.

Пусть мой читатель не ищет в моих очерках истории или исторических мемуаров. Я настаиваю на том, что это только «впечатления» журналиста, близкого свидетеля этой, мало знакомой читателям, героической эпохи Добровольческой Армии, подвиг которой оценят когда-нибудь много позднее.

Моя цель была рассказать то, что я видел и что слышал. Я не историк и не критик.

Как казались мне эти события, иногда крупные и исторические, иногда просто незначительные эпизоды, такими и заносил я их в свою записную книжку.

Эти скромные записные книжки, с которыми я не расстаюсь, и дали мне возможность набросать в этой книге впечатление о тревогах и мучениях, о редких радостных днях и о том могучем духе, который царил в наших вождях и в их маленькой героической Армии.

Я не хочу судить; придут после меня более осведомленные люди и скажут всю правду об этой удивительной эпопее. Я же надеюсь, что в моих очерках читатель найдет только то, что я ему обещаю, – только подлинные впечатления русского человека, которому Бог послал великое счастье разделить великие испытания, на которые позвали нас Алексеев и Корнилов.

Париж, 15 октября.

Бор. Суворин.

I. Два бриджа

Я никогда не был игроком, хотя едва ли есть игра, в которую я не играю или не мог бы играть, но бридж, который обыкновенно заставляет меня после трех или шести роберов зевать и искать попутчика в места, где не нужно думать о тузах, королях, дамах и валетах, об онерах и «бескозырей», все-таки сыграл в моей жизни удивительную роль.

Дважды случайно в бридж я проставил свою жизнь и оба раза случайно выиграл.

17 ноября (1 декабря) 1917 года вечером меня посетил Г. Щетинин, который предложил мне от имени генерала Алексеева, который уже был на Дону, приехать к нему в Ростов-на-Дону и там стать во главе большой антибольшевистской газеты.

Наши газеты и «Новое Время» и «Вечернее Время» были уже закрыты большевиками. Я не принимал участия в искусственных образованиях, названных «Утро» и «Вечер», которые должны были заменить дорогие для меня названия. Большевики меня как-то забыли, и я не торопился уезжать. Тогда у нас царила уверенность в том, что власть Ленина и Бронштейна совершенно наносное и не длительное явление.

Глубоко чтя нашего великого мудреца ген. Алексеева, гордый его выбором, я немедленно согласился. Мы уже стояли в передней, прощаясь, когда зазвонил телефон.

«Типография захвачена большевиками, газеты больше не выйдут», – говорил чей-то взволнованный голос.

Надо было выяснить положение, и я спешно покинул свой «home», чтобы больше никогда к нему не возвращаться.

Тогда я и не думал о такой возможности. Я просто ехал к нашему управляющему А.И. Грамматикову, к которому я был, кстати, приглашен на бридж, чтобы посоветоваться, что нам делать, и передать ему известие о моем отъезде. Я и он фактически стояли тогда во главе всего нашего огромного дела, с такой любовью разрушенного впоследствии большевиками.

Мой извозчик Иван, с которым я не расставался почти двадцать лет, величайший и скрытнейший из всех моих поверенных, ждал меня. Дорога была прекрасная. Было холодно и снежно.

Мелкой в три ноги – такая у Ивана была повадка – шла некрупная кобылка. Покачивался на облучке на тугих вожжах мой Иван, которого я больше не видал с этой памятной ночи. По пустой Сергиевской, обрамленной особняками, по прекрасной, несравненной набережной вдоль мощной, даже скованной, --">