Вивьен Ли - Вивьен Ли. Жизнь, рассказанная ею самой

Слово «такой» добавлять не стала, чтобы не обидеть служительниц кошмарного заведения. Я полностью зависела от их доброжелательности, от того, захочется им или нет помочь несчастной Вивьен Ли.

Навстречу пошли, одна вынула из кармана пудреницу, а вторая отправилась куда-то в коридор за расческой, а заодно сообщить, что пациентка очнулась и чего-то требует.

Хорошо, что пудреница мала и в нее почти ничего не видно, потому что серое лицо с синяками под ввалившимися глазами, заостренный нос и узкая ниточка бесцветных губ производили впечатление скорее трупа, чем живого человека. Есть такое выражение: краше в гроб кладут. Это обо мне.

Разглядеть всклокоченные волосы не успела, хотя на всякий случай быстро их пригладила. По коридору к двери послышались торопливые шаги, и в палате появился доктор Фрейденберг.

Я была готова слушаться, проявлять чудеса доброжелательности, но не вполне готова делать это немедленно. Пришлось собрать всю волю в кулак, потому что мне предстояло выдержать поединок с врачом, от которого зависело, буду ли я жить вообще. Если сумею убедить, что я в порядке, применять электрошок или другую подобную гадость не станут, а если нет, то…

Не будем думать о плохом…

– Доктор, где мой супруг сэр Лоуренс Оливье?

Фрейденберг был явно смущен:

– Он… я не знаю, миссис Оливье.

– Мисс Вивьен Ли, пожалуйста, мы договорились с Ларри, что я оставлю свое имя. Так где он?

– Он… если появится необходимость, я смогу сообщить ему…

– Думаю, не стоит, пусть сэр Лоуренс отдыхает. Сколько дней я здесь и кто еще знает о моем пребывании?

– Мы никому не сообщали, – пробормотал доктор, игнорируя вопрос о сроке. Ясно, значит, давно. То, что не сообщали, очень плохо, в таком случае меня можно держать здесь до бесконечности. Нужно срочно придумать, как вынудить их позвать хоть кого-то.

– Я чувствую себя хорошо, ничего не болит, покусать никого не хочется… Я могла бы покинуть ваше замечательное заведение?

– О, нет-нет!

– Почему? Я не сумасшедшая и вполне здорова. – Я старалась не дать ему вставить слово. – Что я должна сделать или сказать, чтобы вы убедились, что это так? Сосчитать пуговицы на вашем халате? Повторить всю таблицу умножения задом наперед? Прочитать сонет Шекспира? Скажите какой, я прочту.

– Вы помните, что произошло и как вы сюда прибыли?

Наши глаза встретились, я выдержала его внимательный, испытующий взгляд и солгала:

– Нет. Но это неважно. Я знаю, что приступ прошел и со мной все в порядке. Я подпишу любые чеки на оплату лечения и отправлюсь домой в «Нотли».

Он понял, что я лгу, и понял, что вижу его понимание.

– Боюсь, это невозможно.

– Почему? Или сэр Лоуренс снова дал разрешение на применение электрошока? В этом нет необходимости, я полагаю, вы не возьмете на себя ответственность за применение зверского метода к той, которой он вовсе не нужен.

– Почему вы проснулись?

– А я должна была умереть? Как-то не случилось… Я жива, а потому хочу привести себя в порядок и отправиться домой. Я вам благодарна за выведение меня из приступа и обещаю щадить себя и не перетруждаться, чтобы не возник новый. Доктор, поверьте, все случилось из-за слишком тяжелых съемок на Цейлоне, мне нельзя было туда ехать из-за моего туберкулеза…

– Из-за чего?!

Похоже, он не знал о туберкулезе.

– У меня туберкулез, а что это меняет?

Снова смущение:

– Нет, ничего… Хотя меняет. Вам понижали температуру тела, обкладывая льдом. Очевидно, этого не стоило делать, если легкие больны.

– Сэр Лоуренс знал?

– Да, но он не сказал о ваших легких.

Я едва сдержалась, чтобы не закричать: «Еще бы!» Но говорить этого нельзя…

– Полагаю, сэр Лоуренс был слишком взволнован моим приступом. Пусть сэр Лоуренс отдыхает, позвоните, пожалуйста, моей матери миссис Гертруде Хартли или моему первому супругу мистеру Ли Холману. Его телефон нетрудно найти в справочнике, Ли юрист. Как видите, меня есть кому забрать из больницы и без сэра Лоуренса.

– Хорошо, мы поговорим об этом завтра.

– Сегодня, доктор, прошу вас.

– Я попробую связаться с теми, о ком вы говорили.

– Доктор, от вас пахнет розовой водой.

Вот этого говорить не стоило, мало ли что он подумает.

Но, похоже, Фрейденберга заботило другое. Позже я поняла, что именно, – я действительно должна была бы проснуться еще не скоро, очень не скоро.