Константин Багратович Серебряков - Дороги и люди

Ужель и впрямь и в самом деле

Без элегических затей

Весна моих промчалась дней

(Что я шутя твердил доселе)?

И ей ужель возврата нет?

Ужель мне скоро тридцать лет?

Директор местного краеведческого музея Ираклий Иасонович Бедунадзе привел меня на улицу Ленина к одноэтажному домику с узкими окнами и уверенно сказал:

— Здесь жил городничий.

Я не посмел усомниться. Постучались. Дверь отворила пожилая женщина. Мы объяснили причину прихода.

— Как раз в этой комнате и пребывал Пушкин, — сказала она. — Так нам сообщила еще в двадцатом году хозяйка дома. А она о том узнала у старожилов города.

Не берусь утверждать, насколько все тут точно. Но если это и легенда, то и она интересна. Так же, как другая местная легенда, связанная с Пушкиным.

С директором музея мы прошли на старое душетское кладбище, где давно уже никого не хоронят.

— Вот смотрите, — сказал мой попутчик, показывая на осевший надгробный камень.

Я прочитал: «Здесь покоится прах жены (пропуск) 8 класса Аннибала Наталии, скончавшейся от рожи 30 декабря 1836 года на 32 году от рождения».

— Аннибал? Кто же она? — спросил я.

— У нас все думают, что это жена какого-то дальнего родственника Пушкина из Ганнибалов, — ответил Ираклий Иасонович.

Легенда ли это?

«...Мы переправились через Куру по древнему мосту, памятнику римских походов, и крупной рысью, а иногда и вскачь, поехали к Тифлису... » Древний мост давно уже стал непроезжим — его затопили воды Куры, поднятые плотиной гидроэлектростанции. У толстенных каменных быков, утонувших в воде, бьются мелкие волны.

Тбилиси. Вот тот сильный эффект, что способен возвратить вас из объятий давно ушедших дней в наше сегодня.

Город открывается белыми стремительными линиями высоких домов среди мягкой, акварельной зелени по берегам Куры. Он принимает вас в тень своих уютных улиц, выносит на проспекты и площади, останавливает у скульптурных памятников. Чем ближе к центру, тем пестрее город, бережно сохранивший приметы своей старинности — домики с ажурными балконами, невероятным образом свисающими над крутой пропастью, где медленно движется река; прохладные подвальчики-закусочные, откуда тянет вкусной едой; потемневшие купола переживших столетия церквей; щербатые, обветренные крепостные стены, изломанным контуром подпирающие небо... И все это — среди новизны большого современного города, как реликвии минувших времен.

Пушкин приехал в Тифлис поздним вечером 27 мая...

Любознательность его поразительна. Наблюдения — вместе с непременным присутствием своей мысли, своего «я» — укладываются в скупые строчки, но читателю передается широта пушкинских интересов. На неполных четырех страницах книжного текста, посвященных Тифлису, — историческая судьба Грузии, быт, нравы, обычаи, характер грузин, их поэзия и песни, архитектурный облик города, его география, климат, тогдашние цены... Внешне незаметные мостики от одной темы к другой создают непринужденную связь между столь разноликим, пестрым материалом — так будет и дальше во всем «Путешествии».

И как улыбка — рассказ о «славных тифлисских банях». Конечно, все с пушкинских времен изменилось в тех местах, где из-под земли бьют горячие серные источники; и площади, и улицы, по которым раньше «бежали ослы с перекидными корзинами», и сами бани стали удобнее. Лишь банщики, знаменитые тбилисские «мекисе», сохранили традиционные навыки и приемы — наследие старины. И в наши дни местный банщик, разложив вас на каменном ложе, начнет «вытягивать составы, бить... сильно кулаком». А то и, вспрыгнув «вам на плечи», будет плясать «по спине вприсядку...». И вы не почувствуете «ни малейшей боли, но удивительное облегчение»: Потом мекисе примется долго тереть вас «шерстяною рукавицей и, сильно оплескав теплой водою... умывать намыленным полотняным пузырем. Ощущение неизъяснимое: горячее мыло обливает вас как воздух!». Пушкин ставит нотабене и советует: «шерстяная рукавица и полотняный пузырь непременно должны быть приняты в русской бане: знатоки будут благодарны за такое нововведение».

«В Тифлисе пробыл я около двух недель и познакомился с тамошним обществом».

Пушкин поименно называет лишь двух людей, с кем он встречался, — Санковского, издателя «Тифлисских ведомостей», который «любит Грузию и предвидит для нее блестящую будущность», и генерала Стрекалова, военного губернатора, — того, кто по предписанию Бенкендорфа --">