Илья Ефимович Репин - Далёкое близкое

вычистил песок из моего рта. И его рыжая
веснушчатая рука, и сам он мне очень нравились. Мне так
было весело и спокойно сидеть у него на руках и смотреть на
все свысока! Я близко разглядывал его рыжую бородку, скобку волос и широкую скулу. Но на зубах у меня еще трещала
земля.
Гришку я любил; он ездил верхом не хуже калмыка и нисколько не боялся лошадей. Раз на вороном жеребце – того
на цепях выводили, – когда конь поднялся на дыбы, Гришка
так «огрел» его кулаком между ушей, что жеребец даже на
передние ноги сел... Я бывал счастлив, когда Гришка брал
меня верхом на водопой. Сижу я перед ним на холке коня и
замираю от ужаса, когда конь идет в глубокую бездну воды:
бездонная пропасть казалась мне ужасной. Облака! Но вот на
7

дне облака заколыхались, лошадь стала бить ногой по воде.
Кругом запенилось. Как весело! Брызги летят до самого лица – приятно, и страх провалиться вниз, в облака, прошел.
Когда табун угоняли на ярмарку, чумаки на этой пустоши
варили себе кашу, и тут же лежали их волы, пережевывая
жвачку и тяжело дыша.
Нам, детям, очень нравилось смотреть на их котелок, висящий на кольях, в треугольнике, когда под ним так весело
горит огонек и стелется к Донцу голубой дымок. Лица у чумаков так черны, что даже огонек их не освещает; и рубахи их
и «штани» вымазаны дегтем. «От так здоровіше», – говорили
они. И руки коричневые, только ногти да зубы белые.
Мы с сестрой Устей долго их боялись и не подходили
близко, хотя бегали около, играя в коня. Я держал веревочку
в зубах и старался прыгать, как дикая лошадь. Устя была за
кучера.
Видим, один чумак ласково улыбнулся белыми зубами и
протянул нам хорошую светлую веревочку. Я взял ее в зубы
вместо своей, она была очень вкусна – совсем тарань, соленая.
Они везли тарань из Крыма.
– Вы это сами кашу себе варите? – спросила Устя. – Разве
вы умеете?
– А хиба ж! Оце... Та й дурень кашу зварить, як пшено та
сало.
И чумак дал нам попробовать горячей, дымящейся каши
из огромной деревянной ложки, отвязав ее от пояса.
– Ай как вкусно! – сказала Устя. – Попробуй!
Я едва достал из глубокой ложки и хотел уже пальцами
доставать остатки – так вкусно! Чудо!
– А пострівай 1, хлопче, я тобі ще зачерпну.
Я обжигался, но не мог оторваться...
1

Пострівай – погоди (укр.).
8

Днем, укрываясь от солнца, чумаки лежали под телегой с
таранью, среди двора, и ели чухоню – огромную светлую соленую рыбу. Заворотив книзу чешуйчатую кожу, чумак с
наслаждением смаковал ее понемногу, прикусывая черный
хлеб громадными кусками.
– А разве чухоня вкусная? – спросила Устя.
Я стоял за ее спиной и удивлялся ее смелости.
– Эге ж! Та як чухоня гарна 1, та хліб мягкий, так геть таки
хунтовá.
Фунтовой рыбой назывались осетрина, белуга, севрюга,
продававшиеся по фунтам. Тарань продавалась вязанками, а
чухоня – поштучно.

II
Военное поселение
Некоторые пишущие о художниках называли меня казаком – много чести. Я родился военным поселянином украинского военного поселения. Это звание очень презренное, –
ниже поселян считались разве еще крепостные. О Чугуевских
казаках я только слыхал от дедов и бабок. И рассказы-то все
были уже о последних днях нашего казачества. Казаков перестроили в военных поселян.
О введении военного поселения бабушка Егупьевна рассказывала часто, вспоминая, как казаки наши выступили в
поход прогонять «хранцуза» «аж до самого Парижа», как казаки брали Париж и уже везли домой оттуда кто «микидом»,
кто «мусиндиле» и шелку на платья своим хозяйкам.
А на русской границе – хлоп! как обухом по лбу! – их поздравили уланами. Уланам назначили новых начальников,
ввели солдатскую муштру. Пока казаков не было дома, их казацкие обиходы в Чугуеве все были переделаны. Часто рассказывала бабушка о начале военного поселения – как узнала
1

Гарна – хорошая (укр.).
9

она от соседки Кончихи, что город весь с ночи обложен был
солдатами. «Верно, опять хранцуз победил, – догадывались
казаки, – и наступает на Чугуев. Хранцуз дурак. Сказали
вишь ему, что чугунный город, а у нас одни плетни были.
Смех!»
Бабы напекли блинов и понесли своим защитникам солдатушкам: «Может и наших в походе кто покормит». Но солдаты грубо прогнали их: «Подите прочь, бабы! Мы воевать
пришли. Начальство, вишь, приказало не допускать: казачки
могут отраву принести».
В недоумении стали мирные жители собираться --">