Петр Константинович Губер - Донжуанский список Пушкина

П. К.Губер

Донжуанский список
Пушкина

Москва
Берлин
2021

УДК 82.09(47)
ББК 83.3(2=411.2)52-8,2
Г93

Г93

Губер, П. К.
Донжуанский список Пушкина / П. К. Губер. —
Москва ; Берлин : Директ-Медиа, 2021. — 260 с. : ил.
ISBN 978-5-4499-2464-3
О фактах, изложенных в этой книге, в школе ничего не рассказывают. А между тем Донжуанский список А. С. Пушкина,
в основу которого легли имена женщин, лично записанные
поэтом в 1829 году в альбоме Елизаветы Николаевны Ушаковой — супруги приятеля А.С. Пушкина, открывает нам великого поэта с еще одной, не до конца изученной стороны.
Основываясь на выводах исследователей-пушкинианцев,
автор издания — переводчик и литературовед Петр Константинович Губер (1886—1941) — обобщил в издании все материалы по Донжуанскому списку, накопленные к началу XX века.
«…Не подлежит спору, что в эротическом отношении Пушкин был одарен значительно выше среднего человеческого
уровня. Он был гениален в любви, быть может, не меньше, чем
в поэзии…» и, как отмечали современники, женщинам Пушкин нравился. Теперь и вам, уважаемый читатель, предоставляется уникальная возможность ознакомиться со списком
сердечных привязанностей гения русской и мировой литературы Александра Сергеевича Пушкина.

УДК 82.09(47)
ББК 83.3(2=411.2)52-8,2

ISBN 978-5-4499-2464-3

© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2021

Предисловие
Пушкин и русская культура
Вошло в обычай называть Пушкина великим национальным поэтом преимущественно перед всеми другими русскими поэтами. В наши дни это почти аксиома, но разрешите
трактовать здесь аксиому как теорему, еще подлежащую исследованию и критике.
Некоторые объективные признаки общенационального
значения Пушкина, бесспорно, имеются налицо. Едва ли не в
каждом губернском городе европейской России есть бульвар
или общественный сад, украшенный бюстом курчавого человека с толстыми африканскими губами. Во всех российских
гимназиях ученики, перевирая и не понимая, твердят
наизусть «Памятник» и «Приветствую тебя, пустынный уголок». Нет такого учителя словесности, который ради Пушкинского юбилея не счел бы своим долгом прибавить новую
банальность к существующему исполинскому запасу.
— Помилуйте, — заметят мне, — стоит ли упоминать
подобные мелочи, рассуждая о соотношении двух таких величин, как русская культура и поэзия Пушкина? Действительно, шедевры провинциальных скульпторов и диатрибы
школьных ораторов немногого стоят. Беда только, что, распростившись с памятниками и со школами, мы немедленно
вступаем в спорную область, где нельзя сделать ни одного
шага, не рискуя жестоко погрешить против исторической и
эстетической правды. Будем поэтому осмотрительны, не станем принимать на веру ни одного из числа установленных и
общепринятых мнений на этот счет.
Нам говорят: в течение без малого ста лет Пушкин был в
России самым любимым поэтом. Его читали и продолжают
читать иногда больше, иногда меньше, смотря по уклону умственных интересов данного поколения, но в общем он всегда
имел более значительное число усердных читателей, нежели
3

любой другой автор, писавший стихами по-русски. И при
жизни, и после смерти у него почти не было достойных внимания литературных врагов.
Если оставить в стороне Писарева, нападение которого,
остроумное по форме, но довольно тупое по существу, было
внушено соображениями превратно понимаемой публицистической тактики, Пушкина восхваляли почти все, кому
только случалось говорить о нем. Он всегда обладал способностью эстетически очаровывать людей, приближавшихся к
нему. Этого очарования не избежал в конце концов и сам Писарев.
О творчестве Пушкина были написаны лучшие страницы русской литературной критики. Тургенев, Достоевский
называли себя его учениками. Наконец, он основал школу:
Майков, Алексей Толстой и даже Фет являются его продолжателями в поэзии.
Со школы мы и начнем: секрет, в наше время уже достаточно разоблаченный, состоит в том, что Пушкинской школы
никогда не существовало. Как у Шекспира, у него не нашлось
продолжателей. Майков и Толстой, весьма посредственные
стихотворцы, быстро устаревшие, пытались воспроизвести
некоторые внешние особенности пушкинского стиха, но это
им совершенно не удалось в самой чувствительной и деликатной сфере поэтического творчества — в сфере ритма. Что
касается Фета, то он, конечно, примыкает всецело к --">