Юрий Александрович Соколов - Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди

Византии еще в 886 году (т. е. почти одновременно с объединением восточнославянских племен в Древнерусское государство с центром в Киеве^[5]) и, следовательно, сыновья ее от Владимира: князья Борис Ростовский и Глеб Муромский, – также были частью этой династии.

Передача власти в Киеве Борису, внуку и племяннику византийских базилевсов, сообщала Рюриковичам более высокий статус, как бы «уравнивала» статус не только самих Рюриковичей, но и возглавляемой ими Киевской Руси с Византией, не говоря уж о «статусном преимуществе» перед правящими домами западноевропейских государств. Владимир Святославич был, конечно, любящим отцом, хотя и распространялась эта любовь на его детей неравномерно, да, видимо, и не на всех. Но прежде всего он был строителем государства и до последнего думал о величии и будущем Киевской Руси. Он был уверен, что это будущее и это величие будет упрочено подчеркнутым родством правящей в Киеве династии с византийскими базилевсами. Он был уверен, что процветанию Руси будет способствовать пролонгация «брачной политики» с Византией, которая станет при желаемом им наследнике несоизмеримо с прошлыми годами более легкой и даже естественной. Понять Владимира Святославича легко: подобно иным правителям своего времени, он видел именно в Византийской империи идеал государства, быть может даже единственного «настоящего государства», т. е. такого, что является органическим и единственным безупречно легитимным наследником великих держав древности и, прежде всего, Римской империи. Совершенно сознательно Владимиром Святославичем закладывался фундамент того, что спустя четыре столетия выкристаллизуется в доктрину «Третьего Рима».

Напрасно осуждать Ярослава и Святополка как неблагодарных злодеев, – участь старших братьев, ходивших в общем мнении в наследниках киевского «Золотого стола», в случае утверждения Бориса Ростовского в переданной ему верховной власти, неизбежно оказалась бы трагичной. Канонизированный образ св. Бориса не допускает мысли о том, что он мог бы проявить жестокость в отношении кого бы то ни было, тем более в отношении своих братьев. Но тогда вряд ли можно было бы рассчитывать на победу ростовского князя в борьбе за Киев. И даже если бы вдруг обстоятельства сложились бы таким образом, что он, опираясь на находящуюся в его подчинении столь мощную силу как великокняжеская дружина, сел бы на великое княжение, все равно удержаться на нем сколь-либо продолжительное время не смог бы. Закон власти вынудил бы Бориса Ростовского прибегнуть к силе и добиться гарантий «политического небытия» старших братьев. Такой гарантией могла быть только их гибель. Следовательно, закон власти не оставлял им места среди живых, а равно и их многочисленному окружению, для которых они были патронами, и с которыми это окружение связало свое будущее. На что они могли рассчитывать?

Святополк рассчитывал на поддержку западных окраин, своего тестя – польского князя Болеслава Храброго и, как ни странно, на поддержку киевлян. Подтверждением последнего является та быстрота и легкость, с которой Святополк овладел Киевом – без поддержки элиты и плебса совершить это было бы невозможно. Считается, что на момент кончины Владимира Святославича его приемный сын находился то ли под арестом, то ли под надзором в ссылке в Вышгороде за попытку заговора, составленного при посредничестве прибывшего в Туров колобжегского епископа Рейнберна. Епископ представлял именно Болеслава Храброго. Целью заговора было свержение Владимира и захват власти до того, как она будет передана Борису Ростовскому. Однако то, что великий князь умер не в Киеве, а в Берестове, и то, что смерть его пытались на какое-то время скрыть и тело покойного государя, завернутое в ковер, тайно привезли в Киев, положив в «Десятинной церкви», свидетельствует недвусмысленно, что Святополк к тому времени уже овладел столицей Руси. Нестор в летописи пишет совершенно определенно: «…утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве»^[6]. Исходя из этого, позиции Святополка представляются в схватке за власть весьма прочными.

Ярослав находился слишком далеко от Киева. В своей жизни он не слишком-то часто бывал в стольном граде и вряд ли имел в нем влиятельных сторонников, да и для посада он оставался фигурой незнакомой. Расчитывать он мог, прежде всего, на новгородцев, а также на те окраины, которые удалось бы привлечь на свою сторону. --">