Дмитрий Львович Быков - Статьи из журнала «Сеанс»

бедная графика, похожая на детский рисунок, один голос, который озвучивает всех, — все это как-то очень точно совпало с самоощущением современного человека. Наложилось на всеобщую примитивизацию. Внутренний мир Масяни чрезвычайно богат, а выразительные средства для него чрезвычайно бедны, как бедна флэш-анимация, потому что у Куваева не было денег. И эта бедность выражения на фоне чрезвычайного, явного богатства внутреннего мира, который угадывается и в Масяне, и, конечно, в Куваеве, вот они и создали тот контрапункт. Это все равно как человек внутри прекрасен, а снаружи вынужденно убог — вынужденно, потому что никем не востребован, потому что нет денег на реализацию серьезного проекта, потому что не дают заниматься ничем хорошим, а приходится снимать рекламу и так далее. Этот зазор между внутренним богатством и внешней нищетой «Масяня» поймала очень точно. За это ее и любят.

SMS

Был такой писатель Леонид Леонов, который писал, что глаз — это барин, который скользит по строке. И это бы оставить, и это, а рука — чернорабочий, ей трудно набирать, трудно печатать на машинке, она стремится к лаконизму. Вывод Леонова: нужно слушаться руки. SMS — торжество лаконизма. Набрать на компьютере легко, сказать еще легче, а написать sms довольно трудно и кропотно. То есть одновременно хлопотно и кропотливо. И это прекрасно, потому что электронные письма отличаются крайней пространностью и многословием. А когда пальчиком надо потискать кнопочку, тут все сводится к минимуму: «Уезжаю», «Опаздываю», «Люблю». Речь предельно клишируется, появляется опция «вставить», когда можно вставить уже готовый блок — «Конечно, любимая, как ты скажешь» или «Пошла на хуй». Что, конечно, сводит трудность коммуникации к минимуму. И хорошо.

№ 29/30, декабрь 2006 года

В темноте

Дворцевой, по моим ощущениям, единственный русский документалист, перед которым вопрос о смысле жизни и о поиске жанра не стоит. То есть он, по определению, знает, что смысл жизни, его, во всяком случае, заключается в привлечении внимания общественного к чему-то ужасному. Дворцевой это тот человек, который абсолютно четко видит болевые точки и ничем другим не интересуется. За это ему большое спасибо, потому что когда я вижу документальное кино в поисках реальности и поисках языка я сразу понимаю, что людям в этом жанре делать нечего. Реальность — вокруг, и язык адекватный ей выдумывать абсолютно не надо. Нужно просто брать камеру и припадать к мучительному источнику, источнику отчаяния. Вот Дворцевой это делает замечательно.

Бродвей. Чёрное море

Манский хорошо понимает, что такое настоящий гламур. Его обращение к пляжной фактуре не случайно. Ведь люди, которые сидят на пляже, во-первых, всегда уродливы и, во-вторых, всегда полагают, что они прекрасны. Это сочетание, как ни странно, главный ключ к гламуру. Что бы ни снимал Манский, он снимает именно так и именно затем. И «Частные хроники», и «Тату», и фильм о Путине. Не- спроста Манский стал кремлевским летописцем. Он четко видит страшную изнанку действительности, но умеет «огламурить» ее так, что будут довольны и правдолюбцы, и эстеты, и единоросы.

Легенды Серебряного века

Серебряный век — время тонкое и сложное. Про него есть одна удачная картина. Это «Остров мертвых» Олега Ковалова. Там пошлость эпохи вскрыта с чрезвычайной наглядностью. Да, конечно, прекрасное время, бурное время, интересное, очень насыщенное искусством… но при всем том — прежде всего масскультовое и страшно глупое. Поэтому Серебряным веком интересуются, как правило, пошлые люди. И когда берутся снимать о нем картину, то можно с абсолютной точностью предсказать, что у автора есть девяносто шансов из ста сморозить пошлость и глупость. Вообще, культуртрегерское кино очень часто быстро сползает в научпоп, причем в научпоп пошлый. Очевидно же, что не только трудно и бессмысленно делать документальное кино о поэзии. Любая попытка имитировать духовную реальность Серебряного века на экране в художественном кино по определению обречена на провал.

№ 31, август 2007 года

12

Я не припомню провала более катастрофического. Даже раннеперестроечное кино, даже агитки тридцатых и пятидесятых отличались большей стилистической цельностью. Сцена, в которой Маковецкий проповедует птицам, — --">