Иван Сергеевич Аксаков - Два государственных типа: народно-монархический и аристократическо-монархический

Иван Сергеевич Аксаков Два государственных типа: народно-монархический и аристократическо-монархический

По-видимому, газета «Весть» хлопочет больше всего о том, как бы покрепче сплотить Российское государство, и выдвигает вперед дворянство только как снаряд наиболее пригодный для этой работы; но в сущности забота у нее другая – это известно всякому, кто хоть изредка заглядывал в эту газету, – это высказывается даже в той самой передовой статье, в которой изложена ее теория объединения.

На общественное образование в Остзейском крае отпускается сравнительно большая сумма, чем на тот же предмет в русских губерниях, что, конечно, не совсем сообразно с интересами народности, которой по праву принадлежит господство. «Весть» в этом сознается, но тут же очень скоро и утешается: «дело не в том, что тратится больше, а в том, чтоб эти расходы способствовали развитию сочувствия к России чрез объединение руководителей иноплеменного меньшинства с руководителями русского большинства; дело в том, наконец, чтобы это руководительство не ускользнуло из рук русских дворян Остзейского края^[1] и не попало в руки беспокойной части класса литератов (Literaten)»^[2].

Иными словами: пускай, при распределении пособий, окраина наделяется щедрее средоточия, лишь бы только отпускаемые суммы служили дворянству и поступали в его руки.

Итак, на первом плане вот что: из нашего служилого сословия, из Польской шляхты, из остзейского рыцарства, создать политическое сословие – аристократию, а там: перетянет ли центростремительная или центробежная сила, сплотится ли или, наоборот, расшатается государственный организм – это забота второстепенная.

На старых картах Московия изображалась как tabula rasa, перерезанная тремя реками, и кажется, что в том же виде, то есть как дикое поле, представляется она и теперь некоторым из ее руководителей; в ней можно кроить из цельного и разводить в ней что угодно, не церемонясь с ее историческими инстинктами. Иначе как бы кажется не догадаться, что наше служилое сословие, переименованное в дворянство, но сохранившее характер и свойства служилого, не имеет с родовою, политическою аристократиею ни одной общей черты; как бы не заметить, что тип большого русского барина нисколько не походит на французского grand seigneur, a русский англоман – самая резкая противоположность английскому лорду? Но, повторяем, в известных кружках такого рода соображения не имеют хода и на них уж давно припасен ответ: вы отняли у нас крепостное право, так вознаградите нас чем-нибудь; положим, аристократии у нас не было и нет, но почему бы не попробовать завести ее?

Пускай же Россия остается в стороне – обратимся к Европе. Ее свидетельства не уважить нельзя. Посмотрим, что там растет и крепнет, что убывает и хилеет и в какую сторону сила исторического развития влечет цивилизованный мир?

Во всей Европе, когда-то, стояли во главе обществ аристократии настоящие, самородные, живые продукты истории, а не законодательных прихотей. Что сталось с ними теперь? Во Франции и в Италии аристократия вымерла почти бесследно; в Австрии она разбилась на отдельные группы, по народностям, и исчезает в народностях; в Пруссии она с каждым днем теряет свое значение и киснет в желчном сознании устарелости своих притязаний; ее некогда спокойная гордость перераживается в обидчивую спесь – вернейший признак упадка.

В Англии, этой классической стране аристократизма, аристократия отступает, конечно, с достоинством, но все-таки отступает, перед стройным напором другой, ей уже неподвластной силы. Инициатива ускользнула из ее рук; она уже не ведет событий, а подчиняется им и покупает право на существование периодически повторяющимися уступками. Чтоб отсрочить свое неминуемое крушение, она, в критические минуты, предупреждает грозящие ей удары и сама налагает на себя руки, pour sauver les apparences. Такого рода услугу оказал ей Роберт Пиль в реформе экономической, и мы узнаем на днях, удастся ли графу Дерби сослужить ей такую же службу в реформе парламентской. Несомненно, что в этих мастерских маневрах ее высокий такт выказывается не менее осязательно, чем в прежних ее завоеваниях; но, как бы то ни было, предсказание 22-хлетнего Вильяма Питта сбывается. В 1787 году, на вечере в Версале, кто-то из чинов французского двора спросил у него: «Которая из составных частей английской конституции прежде всех обветшает и пошатнется?» – «Камера лордов», – --">