Георгий Тарнавский - КУРОПАТЫ: СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

В. Лейзер:

— Смотри, Зося, вслед за Хацкевичами в семнадцатой квартире прописаны Дубовцовы. Большая была семья, очень дружно жили, весело. Все на чем-то играли, хорошо пели, какие-то спектакли ставили. Я дружил с Федором — старшим сыном — и часто ходил к ним. Андрей Афанасьевич заведовал приемной в ЦИК, по нынешним временам — в Президиуме Верховного Совета. Исключили его из партии, а вскоре и арестовали за то, что, «имея тысячи сигналов-жалоб о контрреволюционной работе в Белоруссии, не разоблачал врагов народа, чем прикрывал их деятельность». Мне запомнилась эта формулировка, потому что через несколько месяцев ее дословно повторят в обвинении против моего отца — секретаря комиссии партийного контроля при ЦК КП(б)Б.

С. Червякова:

— Помнишь, Вальтер, под нами была девятая квартира? В тридцать седьмом году она заселялась раза три или четыре.

В. Лейзер:

— Да, все это было на моих глазах. Случилось так, что после ареста отца нашу семью почему-то не тронули. Опечатали только кабинет, оставив для нас четверых две маленькие комнатки. Правда, где-то через полгода одну из них вместе с отцовским кабинетом отдали какому-то начальнику из Наркомфина. Нас он почти не замечал, был поглощен своими заботами, только сильно ругал кого-то по телефону, забывая извиняться и перед собственной молодой женой, и перед моими взрослыми сестрами.

А в девятой квартире долгое время жили Бенеки — Казимир Францевич и Станислава Станиславовна. Сын Альфред был старше меня на три года, учился в университете. О Казимире Францевиче рассказывали легенды: в семнадцать лет он стал профессиональным революционером, в девятнадцать был арестован и заточен в считавшуюся неприступной Модлинскую крепость. А он из нее убежал. Участвовал в Февральской и Октябрьской революциях. Затем в красногвардейском отряде воевал с немцами. Был губернским комиссаром по польским делам в Воронеже. Много лет и сил отдал партийной работе в различных районах Белоруссии.

В 1927 году он возглавил наркомат труда, потом торговли, три года был заместителем председателя Совнаркома БССР. Когда мы поселились во «Втором Советском» и я познакомился с пацанами, то узнал, что отец Альфреда — нарком земледелия, член ЦК и ЦИК, по теперешним меркам — народный депутат республики.

Позднее, исследуя на досуге «родословную» нашего дома, я убедился, что наркомат земледелия был, пожалуй, самым «богатым» на «врагов» и «вредителей». Судите сами: Д. Ф. Прищепов — один из первых наркомов — уже в 1929 году исключен из партии «за оппортунистическую деятельность и систематическое искажение классовой линии в руководстве земельными органами…», а через два года заключен в лагеря на десять лет как член контрреволюционной национал-демократической организации.

В 1933 году на этот пост был назначен К. Ф. Бенек, спустя три года объявленный одним из лидеров антисоветской профашистской террористической организации, ставившей целью отторжение Белоруссии от Советского Союза. Чем это закончилось, известно: Бенека приговорили к высшей мере наказания и расстреляли.

В июне тридцать седьмого его сменил на посту наркома Николай Федосьевич Низовцев. Жили они с женой Ольгой Васильевной и сыном Юркой в 15-й квартире. Наркомом проработал месяца два, наверное. Как теперь помню, возвращались мы вместе с дачи в город, ехали в трамвае. И вдруг слышим разговор двух мужчин: «Сегодня еще одного врага народа взяли — Низовцева». Ольга Васильевна побледнела, губы ее задрожали. И вдруг, я и слова сказать не успел, выскочила из трамвая, бросилась назад, на дачу. Там быстро собрала Юрку и бесследно исчезла. Энкаведешники потом с ног сбились, разыскивая ее, но так и не нашли.

Очередным наркомом земледелия назначили, кажется, В. Ф. Шишкова, но тоже совсем ненадолго. Он заселился в девятую квартиру после ареста секретаря ЦК КП(б)Б Владимира Дмитриевича Потапейки.

Авторская ремарка