Николай Дмитриевич Телешов - За Урал

За Урал.

ОТ АВТОРА.

Года два тому назад мне довелось провести несколько месяцев в Западной Сибири, скитаясь по ее городам, рекам и дорогам. Помимо новых мест, обычаев и новых людей, передо мной открылась во всей своей наготе странная, почти неправдоподобная жизнь наших переселенцев, — жизнь на ходу, среди невзгод и лишений, голода и холода. Эта жизнь оставила на мне неизгладимое впечатление всесильной власти нужды и глубокого народного горя, доходящего иногда до полного отчаяния…

Многое с тех пор, конечно, переменилось, как изменилось и главное переселенческое русло, благодаря открытию сибирского железнодорожного пути. Но сами переселенцы с их горем и невзгодами остались те же, только вместо Тюмени свидетелями этих страданий сделались Челябинск, Омск и другие пункты.

Описания прекрасных мест нашей родины, каковы Крым или Кавказ, имеют уже давно своих читателей, но за последнее время замечается в публике интерес и к далеким окраинам с их серой, будничной обстановкой, где жизнь — не праздник. Пусть в предлагаемой книге читатель не ищет научного исследования края, а выслушает только простой рассказ о встречных людях да попутных впечатлениях.

Ранее, печатая в журнале свои очерки, я не имел в виду издавать их отдельной книгой, но многие газеты и журналы удостоили “За Урал” своим вниманием и в некоторых случаях даже перепечатками, что и дает мне повод предполагать, что среди читающей публики настоящее издание, может быть, и не будет лишним.

I. По реке Каме. — Попутчики.

Пароход загудел, подавая сигнал другому судну, которое мы догоняли, плывя вверх по реке Каме. Вечер был тихий, остатки желтого зарева еще не погасли на небе, и было светло настолько, что в свободно мог прочитать надпись на барже, которую тащил на длиннейшем канате небольшой пароход, и мог разглядеть печальные, суровых ляда его пассажиров.

На палубе этой баржи, имевшей большое сходство с пароходами, лишь без трубы и колес, стояли солдаты в черных мундирах, а посредине, в громадной общей каюте, похожей на гигантскую клетку, занимавшую чуть не всю площадь баржи, сидели и лежали арестанты за железными частыми прутьями и молча глядели на нас, свободных людей, как мы гуляли беспечно по палубе, курили и болтали друг с другом… Мы быстро их обгоняли, а они, точно звери, прислонясь лбами к крепкой сквозной стене, сосредоточенно и молча провожали нас взорами. Вероятно, наш вид и вообще наша встреча подействовала на них не в веселую сторону, вероятно, зависть и раскаяние, злоба и горе, — все это вместе взятое и перемешанное, хотя на мгновение, но охватило их души: вид свободных людей, быстро уносящихся мимо по тому же пути, вряд ли мог пройти для них совершенно бесследно.

Когда мы миновали баржу и длиннейший канат и нагнали самый пароход, тащивший за собою эту арестантскую партию, я заметил, что он был переполнен иным сортом людей, грустных и сосредоточенных — как те, но свободно стоявших на палубе и глядевших в открытые окна — как мы. Это были переселенцы.

Какое странное соседство и совпадение! Недаром оба судна отделены друг от друга таким длинным канатом! Одни едут в Сибирь искать благополучия, бегут от нужды и бедности из родной земли и тянут за собою другую партию, за которую так много и ясно говорят эти бритые головы, крепко прижатые лбами к решетке.

— А кого из них ожидает лучшая доля в Сибири? — спросил меня один из попутчиков, вероятно, как и я, думавший в эту минуту о странном соседстве переселенца и арестанта.

О переселенцах я не имел почти никакого понятия. Я видал их раньше лишь под Москвою, когда ехал по Курской железной дороге; на мои вопросы они отвечали тогда, что едут в Сибирь на новые места, — и только они не имели ни печального ни жалкого вида, и по ним к не мог судить о тех переселенцах, в помощь которым собираются деньги, издаются сборники и т. п. Да и самый вопрос занимал меня ранее, к сожалению, очень мало.

— Грустное явление на Руси — наши переселенцы — продолжал мой попутчик. Даже верного представления о них не имеется у нас ни в обществе, ни в печати. Я сам — сибиряк и видал их великое множество. Все они едут с золотыми мечтами, рассчитывают, что в Сибири молочные реки, а берега кисельные, и что там будет им только одна забота - плодиться, размножаться да наполнять землю… А приехали, — глядь, земля все такая же, урожаи те же, работать нужно не меньше; --">