Сергей Хелемендик - Наша Империя Добра, или Письмо самодержцу российскому

Сергей Хелемендик Наша Империя Добра, или Письмо самодержцу российскому

Пролог

Я не мистик, но и мне иногда приходится встречаться с мистическими совпадениями. Вот одно из них. В сентябре 1990 года я привез домой трехнедельного щенка ротвейлера, которому мы дали чисто литературное имя Луис в честь главного героя первого написанного мной романа. Щенок был трогателен, походил на плюшевую игрушку, несмотря на свой младенческий возраст был бесстрашен и бесконечно кусался.

Когда щенок прижился и подрос, младшая дочь вдруг ни с того ни с сего дала ему новое имя – свое. И назвала щенка Путинька. Почему Путинька, наша шестилетняя дочь объяснила просто и убедительно – потому что имя красивое. Это второе имя тоже прижилось, ротвейлера Луиса мы ласково называли Путинькой все двенадцать лет его долгой жизни.

Так в нашем мире появился Путинька. Шел 1990 год, Владимир Путин в это время, кажется, еще служил в Германии, в нескольких сотнях километров от нашей братиславской квартиры, и, похоже, не знал, что станет президентом России. Между тем Путинька превратился в огромного пса, бесстрашие и отвага которого равнялись его силе. Луис-Путинька стал живым тотемом нашей семьи – в смутные 90-е годы в незнакомой тогда еще для нас стране это грозное для чужих существо сделало нашу жизнь более надежной и счастливой.

Потом в телевизоре появился Путин – мы шутили на эту тему. Потом Путин стал президентом, но Путинькой мы его никогда не называли. Не называем и сейчас, для нас Путинькой навсегда остался ротвейлер Луис.

Как жить после империи

В России снова никто не знает, что делать. Притом все что-то делают или хотя бы притворяются, что заняты делом, но что делать, никто не знает.

Казалось бы, еще совсем недавно было по-другому – знали, что надо делать, и делали. И хорошо получалось. Совершали путчи, из танков стреляли по парламенту, чем укрепляли демократию с гражданским обществом заодно, приватизировали, богатели изо всех сил и становились олигархами, искали замену пьяному Ельцину, нашли, безответно любили янки, террористов на унитазах мочить собирались. И почти замочили.

А потом как отрезало. Слова эти пишутся в ночь с 25 на 26 сентября 2004 года – отрезало совсем недавно, и русский вопрос, что делать, снова вылез в своей внушительной наготе. Большой вопрос, и встает в России довольно часто. Вот и сейчас встал – а у нас ни Ленина, ни даже Чернышевского.

И вроде бы ничего нового не случилось – заложников снова взяли, не в Москве даже. И, кажется, верхи по-прежнему хотят, чтобы у них было все, всегда и сразу – а низы по-прежнему могут и даже живут неплохо, потому что спирт начали продавать дешевле, чем газировку. Веселей низы никогда не жили. И это при том, что водка дешевая уже давно.

Во времена империи бутылка водки стоила как тридцать батонов хлеба, и еще в очереди постоять. Сегодня водка стоит как пять батонов – и продается на каждом углу. Подешевела в шесть раз по сравнению с хлебом. Или хлеб подорожал. А тут еще и спирт – говорят, технический, но стоит всего полтора батона. Зачем хлеб, если спирт есть?

С такими ценами на общечеловеческие ценности низы переживают бесконечный праздник, который всегда с собой, и когда к этому празднику добавляется еще и телевизор – причем бесплатно, то почему не жить-то?

Правда, у тех, кто не совсем низы, ощущение такое, как будто что-то сломалось, как будто вдруг стал виден конец пути – глухой тупик, сплошная стена, упершись в которую придется в лучшем случае идти назад, в худшем – ползти по залитым кровью телам соотечественников.

Что построили после империи

Самый короткий ответ – ничего. Ответ чуть длиннее – не построили ничего из того, ради чего империю своими собственными руками рвали на части и молодецки ухали при этом. Нет ни рынка, ни живительной конкуренции, которая поднимает качество всего, ни демократии. И совсем, абсолютно, категорически нет той самой свободы и особенно свободы слова, во имя которой ополчились на родной советский режим либеральные совки. Из-за которой якобы разгорелся этот перестроечный сыр-бор. Казалось бы, что может быть дешевле и доступнее, чем эта свобода слова? Ан нет!

Вместо нее свершилась историческая победа телевизора над всеми. Телевизором заменили все то, что не построили, хотя построить обещали. Надолго ли это, увидим, но пока заменили – все достижения мирового прогресса, якобы во имя которых ломалась --">