Константин Константинович Иванов - Интелефобия, или Прощаясь с любимой книгой

Константин Константинович Иванов

Интелефобия, или Прощаясь с любимой книгой

Ответ на знаменитую статью Александра Солженицына "Образованщина"

Содержание^[1]

Интелефобия

I

Иногда встречаешь человека, который

в своих воззрениях стоит выше своего

времени, но лишь настолько выше, что

он предупреждает вульгарные мнения

следующего десятилетия.

Ф.Ницше

Народ, который за несколько лет до

революции избивал социалистов, стал

избивать буржуев, оставшись, в сущности,

самим собой... Оправославленное зло

гораздо страшнее откровенного антихристианства.

Г.Федотов

...Оставляются без внимания привычки

семейные, родовые и национальные, эгоизм,

тщеславие, властолюбие, похоть и прочие

"отбросы человеческих чувств",

прикрывающиеся словом любовь.

П. Флоренский

С течением времени очертания

интеллигенции совпадут

с очертаниями человечества.

Д.Андреев

Лет восемь назад, прочитав впервые "Образованщину", я был покорен суровой прямотой автора, его бескомпромиссной позицией в бичевании наших пороков, высотой идеала, просвечивавшего сквозь набросок предполагаемого обновления. Вещь так захватила меня, так созвучно легла в сердце, что я с ходу, как к своей работе, сделал к ней несколько дополнений Статья стала родной. Я видел в ней критику моего окружения, с которым я в это время вел внутренний спор. Я видел, что автор - на моей стороне, что он одобряет меня, чувствующего себя одним из тех, кто, по его мнению, уже выбрал верный путь и о ком он говорит, что их незаметно "по тихости". Это была большая радость. Статья на годы стала любимой... Но многого я в ней не видел. Лишь происшедшие в стране в последние несколько лет перемены, обострив зрение и расширив кругозор, кое-что заставили пересмотреть. Общая плита приличного коммунистического безгласия, равномерно глушившая индивидуальные звуковые оттенки разных слоев населения, откинулись - и на свет ринулись голоса, в которых мы начали различать не только тоску по воле, но и наследственные звуки тысячелетней русской истории. Как бы на равных (демократическое требование!) заговорили разные уровни народа... Наконец, о себе заявило само дно. Мы услышали о "Памяти", вспомнили охотнорядцев, черную сотню, погромы... Сначала хотелось отмахнуться от этого как от безобидных мелких рецидивов невежества. Однако косматые голоса нарастали, упорно побуждая не только искать им глубокие исторические параллели, но и невольно соединять "новации" со всей прожитой тобою советской жизнью, припоминая все анекдоты, стычки, косые взгляды и шипение ближних... Дальше - больше... Долгое время я считал, что только темное простонародье по неразвитости своей соединяет евреев и интеллигентов в одно - по внешним признакам. Я знал, что масонов в России боялись 200 лет назад, что на евреев власть натравливала 100 лет назад - однако, думал я, это же история, и образованные-то люди уж никак не могут нынче повторять этот ее давнопрошедший бред. Пусть наше образование коммунистическое, но ведь даже коммунизм, за вычетом теории и практики насилия, хоть не намного, но все же выше этих провинциальных кошмаров! Этих пещерных позывов... Не тут-то было! Гласность развеяла и эти мои слабые надежды на то, что образование укрощает зверя. Появились черные ораторы с высшим образованием, кандидаты наук и, наконец, на вершине черной волны - во весь рост поднялся известный математик, выдающийся интеллектуал, диссидент. В самый разгар борьбы за демократические преобразования в стране, на пороге крушения соцлагеря, крупный ученый публикует трактат, в котором нам наконец разъясняется, кто есть враг народа на современном этапе и значит во всем виноват. Кого, так сказать, ату. Трактат оказывается введением в избиение не только традиционных евреев, но и - слава Богу, без темнот! - интеллигентов. То, что я считал заблуждением темных масс, явилось как откровение на высотах ученого ума, в ломоносовских эмпиреях. Я очутился припертым к стенке. Я и есть враг народа. Ибо по всем данным отношусь к искомому Малому народу.

II

--">