Михаил Ландбург - На последнем сеансе

НА ПОСЛЕДНЕМ СЕАНСЕ

Тель-Авив 2015

Издательский дом HELEN LIMONOVA

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ

МИХАИЛ ЛАНДБУРГ

Я люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я, когда я с тобой.

Габриэль Гарсиа Маркес

В пустыне

Я встретил человека – нагого, дикого;

Сидя на корточках,

Он держал в руках свое сердце

И грыз его.

Я спросил: «Вкусное ли оно, друг?»

«Оно горькое, горькое! – ответил человек. —

Но мне нравится его грызть,

Потому что оно горькое

И потому что это мое сердце».

Стивен Крейн

От автора

Уважаемый читатель, взяв в руки эту повесть, вы, разумеется, вправе удивляться тому, как, будучи музыкантом, а не писателем, я посмел взяться не за свое дело. Конечно, не могу не признаться, что мой поступок достаточно странен; только не подумайте, что я такой уж храбрый или сильно наглый. Вовсе нет. Просто на данное деяние меня подтолкнула определенная причина. Даже две. Во-первых, появившаяся на свет моя ля-минорная баллада, во-вторых – как следствие, вытекающее из первой, – пробуждение во мне острого ощущения необходимости объясниться с моими слушателями не посредством утомительного для меня обмена письмами, а каким-то иным образом.

После того как балладу озвучили на радио, одни слушатели в своих письмах благодарили меня за вызванное в них столь сильное эмоциональное напряжение, которое вынудило их прикрыть ладонями ушки, чтобы больше никогда подобного не слышать, а что еще важнее – ни над чем подобным не задумываться; другие же утверждали, что баллада, безусловно, заслуживает того, чтобы ее включили в программы международных фортепианных конкурсов. Некоторых корреспондентов возмущало отсутствие в моей балладе существенной мысли, в то же время недоумение вызвало присутствие чрезмерного количества glissando, диатонических гамм и странных, даже диких звуков, которые нормальное ухо вынести не в состоянии. С особым удовольствием я отмечал письма, в которых выражалась изумительно трогательная по отношению ко мне забота. Заключалась она, например, в таких словах: «Слушая Вашу балладу, несложно догадаться, что ее автор – человек невеселый, мрачноватый и, безусловно, болезненный, а поскольку это именно так, то убедительно советуем Вам меньше напрягаться, а больше следить за состоянием своего здоровья».

Поток писем шел и шел, а я уже немолод, чтобы успевать отвечать всем подряд; к тому же, всякий раз, берясь за ответное письмо, меня мучили вопросы, связанные с невозможностью объяснить, почему концовка баллады слышится именно так, а не этак, и отчего в средней ее части стоит невероятный сумбур.

«Дорогой друг, благодарю за любезное письмо, в котором Вы спрашиваете о разных штуках, связанных с моей балладой, а также за Ваши, безусловно, бесценные советы…» – так я начинал каждое ответное письмо, но дальше этих слов из меня ничего, простите, не выжималось. Записав эти первые ответные строки, мои руки беспомощно опускались, и тогда я растерянно поглядывал на полупустой экран компьютера и мысленно вымаливал у моих корреспондентов прощение за свое неумение толком объясниться.

С одной стороны, я понимал: недоумение и даже некоторая растерянность моих слушателей вполне оправданы, ибо, на самом деле, откуда им знать, что именно побудило меня засесть за эту балладу, и отчего в ней звучит так много непонятного и смутного; с другой стороны, я не понимал, как мне в обычном письме объяснить, что это за сила такая, которая сумела принудить пожилого человека погасить в себе всплеск заново проснувшегося чувства. В обычном письме я этого не умел…

Но однажды мне в голову пришла дикая мысль: не разумнее ли, если, вместо изнурительной переписки с каждым отдельным слушателем моей баллады, я просто возьму и расскажу историю пожилого человека, который на протяжении всей жизни ревностно пытался сохранять верность своей мужской сути, но, вдруг столкнувшись с возникшим перед ним видением из своего далекого прошлого, чуть было не дрогнул…

Словом, теперь я питаю надежды на то, что, быть может, хоть что-то пояснит эта повесть. Кто знает…

Кстати, к сказанному выше я считаю своим долгом сделать существенное добавление: развалившись на полу