Геннадий ПАДЕРИН

БЕЛЬГИЙСКИЙ ЛИМОНАД

ПОВЕСТЬ

Прошлое не остается там, где было настоящим, оно подобно тени, от которой не избавят ни время, ни хитрость.

Из опыта поколений.

СНИМОК ДЛЯ СТЕНДА ВЕТЕРАНОВ

Полковник Голиков из всех видов транспорта отдает предпочтение собственным ногам. На работу пешком и с работы тем же манером. Хотя и живет далековато. Считает: ни к чему набирать избыточный вес. Кроме того, во время ходьбы нестандартно думается, порой под аккомпанемент уличной сумятицы удается находить подступы к задачам, решение которых утрачивает темп в привычной обстановке. Вроде того, как один из героев Андрея Платонова ходил ловить рыбу и додумывать недодуманные мысли.

Теперь Голикову не восстановить, на какую именно из подобных «недодуманных» мыслей он был нацелен в то мартовское утро, когда к нему неожиданно пристроился на тротуаре, шаг в шаг, бывший его преподаватель из института связи, с вечернего отделения, которое Голиков заканчивал, уже работая в органах государственной безопасности,— нет, этого ему в памяти теперь не восстановить, зато не забылось чувство досады, какое испытал во время беглого с ним разговора.

Причем не столько из-за того, что был сбит с мысли, сколько от ощущения надуманности заботы, которой тот поделился. — На работу, Константиныч?

— Как и все в этот час, Борис Николаевич,— отозвался Голиков, стараясь скрыть недовольство, неуместное по отношению к человеку, который был намного старше и которого искренне уважал.

Собеседник все же уловил, как видно, нотки раздражения, заспешил, виноватясь: — Ты шагай, шагай, я тебя не задержу, шагай себе в свое Ка-Ге-Бе, я прямо на ходу, мне только посоветоваться...

Поддайся тогда Голиков чувству досады, не зацепись за странный разговор вниманием, возможно, так и не выплыла бы на свет вся эта история. Никому другому Борис Николаевич уже не понес бы свои сомнения. Никому не понес бы и в себе, надо думать, постарался бы заглушить.

Голикову было известно — тот оставил десяток лет назад преподавательскую работу и целиком отдался давнему, еще юношескому увлечению геологией. Точнее, геофизикой, устремленной на разработку новых методов зондирования полезных ископаемых. Не посмотрел, что годы уже на выдохе, организовал экспедиционный поиск, применив собственного изготовления аппаратуру (вот где пришлась ко двору специальность связиста), обобщил собранные факты, вышел на обещающие закономерности, защитился, теперь работает в крупном исследовательском коллективе. Доволен собой и жизнью, что не часто встретишь в наше взыскательное время.

Ну, а забота, что понудила его «ухватить за полу» бывшего своего ученика, касалась кандидатуры докладчика на предстоящем праздновании Дня Победы у них в институте. На эту роль был утвержден парткомом человек, которому, что называется, и карты в таком деле в руки: доктор наук, руководитель одного из ведущих отделов института, участник Великой Отечественной войны.

— Только партком-то утвердил, а наши ветераны не приемлют. И это не подозрительность, Владимир Константиныч, ты пойми нас правильно, это не подозрительность, просто нашему брату, фронтовикам, обидно, что на трибуну в этот святой день поднимется человек, который — девяносто девять против одного! — не нюхал пороха...

Исследовательский коллектив, любой исследовательский коллектив — организм с весьма сложными внутренними связями, однако и здесь фронтовое братство — над всем остальным. И когда случается старым солдатам собраться вместе, закурчавится над поседевшими головами папиросный дымок, потеснятся, расступятся годы, и пойдет по кругу, точно пароль: «А у нас, помню...»

И поневоле обратило на себя внимание: постоянно выпадал из круга один человек — Василий Иванович Бовин, ни бывальщины от него окопной ни разу не услышали, ни о ком из однополчан не вспоминал никогда, не рассказывал, в каких боях довелось участвовать.

Да и в круг-то чуть ли не силком затаскивать приходилось. И не то, чтобы людей чурался, такого как раз не отмечалось, а именно этих фронтовых посиделок почему- то избегал.

А тут пришел к ним на одну такую встречу корреспондент из газеты, молодой совсем парнишонка, послушал солдатские были и небылицы, а после принялся выспрашивать подробности жизни на передовой. И так получилось — ненароком получилось, без умысла,— что первым, на