Федор Кузьмич Сологуб (Тетерников) - Фимиамы

— Над землёю ты высок,

Ярок, жарок и жесток,

Солнце, брат, горящий наш,

Что возьмешь и что ты дашь? —

— Унесу и принесу

За подарок лучший дар.

В чашу всю сберу росу,

Дам тебе живой загар.

Был ты робок, слаб и бел,

Будешь темен, тверд и смел,

Кровь смешаешь с влагой рос, —

Жаждет распятый Христос.

— Солнце, наш горящий брат,

Низведи Христа с креста!

У твоих лазурных врат

Наша чаша налита.

               * * *

Она безумная и злая,

Но хочет ласки и любви,

И сладострастие, пылая,

Течет, как яд, в её крови.

На вид она совсем старуха,

Она согбенна и седа,

Но наущенья злого духа

Царят над нею навсегда.

Не презирай ее морщины.

Её лобзаний не беги, —

Она посланница Судьбины.

Бессильны все её враги.

               * * *

Хотя сердца и ныне бьются верно,

 Как у мужей былых времён,

Но на кострах, пылающих безмерно

 Мы не сжигаем наших жён.

И мертвые мы мудро миром правим:

 Благословив закон любви,

Мы из могилы Афродиту славим:

 — Живи, любимая, живи! —

И, если здесь, оставленная нами

 Кольца любви не сбережёт,

И жадными, горящими устами

 К ночному спутнику прильнёт, —

Не захотим пылающего мщенья,

 И, жертвенный отвергнув дым,

С улыбкою холодного презренья

 Нам изменившую простим.

               * * *

Забыв о счастьи, о весельи,

Отвергнув равнодушный свет,

Один в своей унылой келье

Ты, чарователь и поэт.

Ты только сети сердцу вяжешь,

Печально голову клоня,

И все молчишь, и мне не скажешь

О том, как любишь ты меня.

А я — надменная царица.

Не знаю я свободных встреч.

Душна мне эта багряница,

Ярмо моих прекрасных плеч,

Бессильна я в томленьях страсти.

Соседний трон угрюмо пуст,

И только призрак гордой власти

Порой коснется алых уст.

О, если б снять венец двурогий,

И целовать, и обнимать!

Но все твердит мне кто-то строгий,

Что я — увенчанная мать.

               * * *

Отражена в холодном зеркале,

 Стою одна.

Вон там, за зеркалом, не дверка ли

 В углу видна?

Я знаю, — там, за белой кнопкою,

 Пружина ждёт.

Нажму ль ее рукою робкою,

 Открою ль ход?

Светлы мои воспоминания,

 Но мне острей ножа.

Отвергла я вчера признания

 Румяного пажа.

Упасть бы мне в его объятия!

 Но нет! О, нет! О, нет!

Милее мне одно пожатие

 Твоей руки, поэт!

               * * *

На небе лунный рдеет щит, —

То не Астольф ли ночью рыщет,

Коня крылатого бодрит,

И дивных приключений ищет?

Вон тучка белая одна, —

Не у скалы ли Анжелика

Лежит в цепях, обнажена,

Трепеща рыцарского лика?

И вот уж месяц рядом с ней, —

То не оковы ль рассекает

Астольф у девы, и скорей,

Скорей с прекрасной улетает?

               * * *

На разноцветных камнях мостовой

 Трепещут сизые голубки;

 На тротуаре из-под юбки,

Взметаемой походкой молодой,

 Сверкают маленькие пряжки,

Свинцовой отливая синевой,

И, словно угрожая нам бедой,

 Ломовиков копыта тяжки, —

Разрозненной, но все-таки слитой,

 Черты одной и той же сказки.

 Она стремление коляски

Обвеет легкой, хрупкой красотой.

               * * *

Ты не весел и не болен,

Ты такой же, как и я,

Кем-то грубо обездолен

В дикой схватке бытия.

У тебя такие ж руки,

Как у самых нежных дам, —

Ими ты мешаешь муки

С легкой шуткой пополам.

У тебя такие ж ноги,

Как у ангелов святых, —

Ты на жесткие дороги,

Не жалея, гонишь их.

У тебя глаза такие ж,

Как у тех, кто ценит миг, —

Ты их мглой вечерней выешь

Над печатью старых книг.

Всем гетерам были б сладки

В тихий час твои уста,

Но темней ночной загадки

Их немая красота.

Ты не весел, не печален,

Ты, похожий на меня,

Тою ж тихою ужален

В разгорании огня.

               * * *

Так величавы сосны эти,

В лесу такая тишина,

А мы шумливее, чем дети,

Как будто выпили вина.

Мы веселимся и ликуем,

В веселии создавши рай,

И наших девушек волнуем

Прикосновеньем невзначай.

--">