Расул Гамзатович Гамзатов - Концерт

свободы,

Как будто в атаку повел за собой,

Сверкающий медью оркестр музвзвода.

Цимбал белорусский, свирель и труба

Составили вместе случайное трио,

И бравый моряк, стряхнув кудри со лба,

Запел неожиданно:

«Аве Мария»…

А после на сцену взошел капитан

С женой и детьми — о певучем семействе

В полку говорят:

«У Шабловских талант…

Недаром повсюду поют они вместе».

«Каховка», «Тачанка» — степные края…

И, перебирая гитарные струны,

«Гренада, Гренада, Гренада моя», —

Запел пограничник, совсем еще юный.

И вновь в звонкий бубен ударил Саид —

Как жаль, что аварской зурны тут не сыщешь.

Она в одночасье больных исцелит

И мертвых заставит покинуть кладбище.

— Далай-далалай…

Будто эхо в горах,

Под сводами старого храма грохочет.

Но вместо «Асса» во все горло «ура»

Бойцы молодые кричат, что есть мочи.

Вот, гордо сияя походной трубой,

Взобрался на сцену с лукавой улыбкой

Гаврош полковой и уже рядовой,

Хоть ростом с винтовку, боец Петя Клыпа.

Задорную песенку он затянул

«На Буг спозаранку пойду я рыбачить.

Для всех окуньков наловлю на блесну,

А-то и сома, если клюнет удача».

За Петей взошел старшина на помост —

Задумчивый Гамлет стрелкового взвода…

Ах, быть иль не быть?

Этот вечный вопрос

Опять озадачил старинные своды.

Комсорг из Армении Матевосян

Стихи прочитал знаменитого Гейне

Сперва на родном (перевел он их сам),

Потом на немецком так благоговейно.

А следом какой-то танкист молодой,

Хоть был не включен он в программу концерта,

Блокнотик к груди прижимая рукой,

Для всех неожиданно вышел на сцену.

Творенья свои, заикаясь слегка,

Читал нараспев он, артист нелегальный,

О том, как на черной земле Машука

Остался навеки поручив опальный.

Сто лет со дня гибели этой прошло,

Бессмысленные отменили дуэли,

Но войны остались…

И новое зло

Готовит удар по загаданной цели.

«Как Лермонтову, двадцать семь мне сейчас.

Три года уже я служу на границе,

И, если Отчизна отдаст мне приказ,

За честь ее жизнью готов поплатиться».

Еще прочитал он стихи о труде,

О славных рекордах по выплавке стали…

Но я пропущу их, поскольку везде

Там лозунги были:

«Да здравствует Сталин!»

Стихи эти для боевого листка

Фомин попросил у танкиста-поэта,

И тот со смущением ученика

Блокнотик заветный достал из планшета.

… В конце репетиции зрительный зал,

Как будто по чьей-то команде внезапной,

Стремительно и неожиданно встал,

Сплоченно и громко запев:

«Если завтра…

Война…

Если завтра в поход»…

За Бугом давно отпылали зарницы,

Но импровизированный этот хор

Был слышен далеко — на самой границе.

Гаврилов бойцам приказал отдыхать

А сам из окна все глядел на дорогу,

Не в силах унять и тем боле понять

Застрявшую острой занозой тревогу.

И вспомнил майор одного трубача,

Съязвившего: «Что репетиция?.. Слабо…

Играть, так ва-банк, а рубить, так с плеча —

Вот завтра концерт намечается славный».

Жасмин и акация в пышном цвету.

Пора бы уже отдохнуть и майору,

Но эти слова из ума не идут…

Да стоит ли спать, коль рассвет уже скоро.

А в Бресте мерцают еще огоньки

И лают собаки, как будто взбесились,

И кони испуганно ржут у реки,

И эту тревогу никак не осилить.

В бледнеющем небе послышался гул…

Гаврилов подумал: «Чужие иль наши?»

Невольно впотьмах кобуру расстегнул,

Как будто готов был уже к рукопашной.

III

Короткая ночь замерла, точно мина,

Меж смертью и жизнью.

Меж злом и добром.

Короткая ночь станет самою длинной,

Но нынче еще неизвестно о том.

Еще без семи… Без пяти… Без минуты,

Без целой минуты четыре часа.

Но Гитлер и Кейтель, поежившись круто,

Уже поднесли циферблаты к глазам.

В --">