Дмитрий Львович Быков - Последнее время

метерлинковском детском раю

По себе выбирала эпоху,

И уверенность в бурной судьбе,

И еще пятерых или боле,

Этот век приглядевших себе

По охоте, что пуще неволи.

И поэтому, раз уж тогда

Мы, помявшись, сменили квартиру

И сказали дрожащее «да»

Невозможному этому миру,—

Я считаю, что надо и впредь,

Бесполезные слезы размазав,

Выбирать и упрямо терпеть

Без побегов, обид и отказов.

Быть — не быть? Разумеется, быть,

Проклиная окрестную пустошь.

Полюбить — отпустить? Полюбить,

Даже зная, что после отпустишь,

Потому что мы молвили «да»

Всем грядущим обидам и ранам,

Покидая уже навсегда

Темный зал с мельтешащим экраном,

Где фигуры без лиц и имен —

Полутени, получеловеки —

Ждут каких-нибудь лучших времен

И, боюсь, не дождутся вовеки.

2. После

Так и вижу подобье класса,

Форму несколько не по мне,

Холодок рассветного часа,

Облетающий клен в окне,

Потому что сентябрь на старте

(Что поделаешь, я готов).

Сплошь букеты на каждой парте —

Где набрали столько цветов?

Примечаю, справиться силясь

С тайной ревностью дохляка:

Изменились, поизносились,

Хоть и вытянулись слегка.

Вид примерных сынков и дочек —

Кто с косичкой, кто на пробор.

На доске — учительский почерк:

Сочиненье «Как я провел

Лето».

Что мне сказать про лето?

Оглянусь — и передо мной

Океан зеленого цвета,

Хрусткий, лиственный, травяной,

Дух крапивы, чертополоха,

Город, душный от тополей…

Что ж, неплохо провел, неплохо.

Но они, видать, веселей.

Вон Петров какой загорелый —

На Канары летал, пострел.

Вон Чернов какой обгорелый —

Не иначе, в танке горел.

А чего я видал такого

И о чем теперь расскажу —

Кроме Крыма, да Чепелева,

Да соседки по этажу?

И спросить бы, в порядке бреда,

Так ли я его проводил,

Не учителя, так соседа —

Да сижу, как всегда, один.

Все, что было, забыл у входа,

Ничего не припас в горсти…

Это странное время года

Трудно правильно провести.

Впрочем, стану еще жалеть я!

У меня еще есть слова.

Были усики и соцветья,

Корни, стебли, вода, трава,

Горечь хмеля и медуницы,

Костяника, лесной орех,

Свадьбы, похороны, больницы —

Все как надо. Все как у всех.

Дважды спасся от пистолета.

Занимал чужие дома.

Значит, все это было лето.

Даже, значит, когда зима.

Значит, дальше — сплошная глина,

Вместо целого — град дробей,

Безысходная дисциплина —

Все безличнее, все грубей.

А заснешь — и тебе приснится,

Осязаема и близка,

Менделеевская таблица

Камня, грунта, воды, песка.

1995, 2001 гг.

«Мой дух скудеет…»

Мой дух скудеет. Осталось тело лишь,

Но за него и гроша не дашь.

Зато я понял, что ты делаешь:

Ты делаешь карандаш.

Как в студенческом пересказе,

Где сюжет неприлично гол,

Ты обрываешь ветки и связи

И оставляешь ствол.

Он дико смотрится в роще,

На сквозняке, в сосняке,

Зато его проще

Держать в руке.

И вот, когда я покину

Все, из чего расту,

Ты выдолбишь сердцевину

И впустишь пустоту,

Чтоб душа моя не мешала

Разбирать письмена твои,—

Это что касается жала

Мудрой змеи.

Что до угля, тем паче

Пылающего огнем,—

Это не входит в твои задачи.

Что тебе в нем?

Ты более сдержан,

Рисовка тебе претит.

У тебя приготовлен стержень —

Графит.

Он черен — и к твоему труду

Пригоден в самый раз.

Ты мог его закалить в аду,

И это бы стал алмаз —

Ледяная нежить,

Прямизна и стать…

Но алмазами режут,

А ты намерен писать.

И когда после всех мучений

Я забыл слова на родном —

--">