Александра Петровна Паркау - Огонь неугасимый

страдал и угас,

Где в безграничной, безмерной тревоге

Встал его жертвенный час,

В этих равнинах унылых и бедных,

В дымке застывших болот,

Бешено мчал нас, веселых, победных,

Поезд когда-то вперед.

Были мы молоды, сильны и смелы

В те невозвратные дни,

Жизни взвивались лазурные стрелы,

Станций мелькали огни.

Были мы молоды, — время несется, —

Были тогда влюблены,

Все это было и вновь не вернется,

Как не повторятся сны.

Боже мой, Боже! Как ярко всплывает

Призрак былого в тени.

В душном вагоне больной умирает,

Станций мелькают огни…

Петроград

Загорелось море, курятся болота,

Осветилась зелень Невских островов,

И качают волны в блестках позолоты

Змеи — отраженья каменных мостов.

Вспыхнул в светлой дымке шпиц адмиралтейства.

Грозный Исаакий купол свой зажег,

Старые   преданья, старые злодейства

Ночью покидают тайный свой чертог.

Старый злодейства, старые преданья

Длинной вереницей медленно ползут,

В выступах карнизов прячутся страданья,

Старые страданья город стерегут.

Вместе с ночью бродят, бродят и колдуют,

Плачут над Невою, где поглубже мгла,

Про былые тайны вкрадчиво толкуют,

Про былые тайны, старые дела.

Ждут, прильнув украдкой, новых преступлений,

Ждут, раскрыв объятья, дьявольских гостей

В царство синей жути, в царство смутных теней,

Новых преступлений, сумрачных вестей.

Гости прибывают длинной вереницей,

С каждым днем безумней, с каждым днем грозней.

Саваны их смяты, скошены их лица,

Ширятся извивы призрачных теней.

Новые злодейства, страшные деянья

Длинной вереницей медленно ползут.

В выступах карнизов прячутся страданья,

Злоба и страданья город стерегут.

Памяти Кудряева

Больше сия любви никто же имать

Да кто душу свою положит за други своя.

В моей смерти прошу никого не винить…

С грозным вихрем войны и волнений

Развернулась в душе моей скорбная нить

Бесконечно тяжелых сомнений.

Чуть зарделась свобод золотая заря,

Уж доносятся отзвуки грома,

И встает перед родиной, свергшей царя,

Новый призрак зловещий — разгрома!…

С этой пыткой в душе слишком тяжко мне жить

В беспредельной тоске ожиданья…

Я хотел — бы, чтоб смерть моя стала служить

Громким зовом, будящим сознанье.

Я хотел — бы, чтоб кровь, пролитая в тиши,

Каждой каплей горячей кричала,

И заснувшую совесть народной души

К единенью в борьбе призывала.

Я хотел — бы, чтоб мой добровольный венец

Незаслуженно принятой муки

Засиял в глубине отрезвленных сердец

И сомкнул общей правдою руки.

И пускай я умру, я умру, чтобы жить

Чтоб, омывшись в крови искупления,

Мой горячий призыв мог отчизне служить

Ярким светочем дней обновления.

В моей смерти прошу никого не винить…

………………………………………………

Белый гроб в многолюдном соборе.

Собрались здесь друзья его память почтить,

Дань любви, восхищенью и горю.

Тонких свечек дрожат и мерцают лучи,

Плачет хор в темной арке придела,

Блекнут розы в серебряных складках парчи,

Безответно холодное тело.

Безответен последний громадный вопрос

Перед свежей открытой могилой.

Чистый светоч погас в море пролитых слез,

Грубо смятый чудовищной силой.

Но звучит мощный клич и пробудит ответ

В чутких волнах потока людского,

Ибо нет крепче чар, выше подвига нет,

Как отдать свою жизнь за другого.

Раненный лебедь

К заключению мира с Германией.

В скрижалях мировых дописана глава,

Разыгран эпилог четырехлетней драмы.

Воскресли на устах забытые слова,

Звучит всесветный гимн в аккордах торжества,

И в звонах медных труб напев эпиталамы.

Победный, дружный крик освобожденных стран

Приветствует зарю забрезжившего --">